170000 километров с Г К Жуковым
Шрифт:
Все же они не оправдали полностью высоких надежд Хрущева, главного закоперщика травли министра обороны. "Он, - рассказывал Жуков, - пребывал в своем амплуа: постоянно бросал реплики. Он часто перебивал ораторов и каждый раз в своих репликах и комментариях старался породить недоброжелательное отношение ко мне или вызвать обиду на меня, убедить всех присутствующих в том, что я опасный бонапартист и стремлюсь к захвату власти. Но эту версию никто из военных не поддержал. Поэтому в своем пространном заключении Хрущев был вынужден смягчить акцент этого обвинения и его далеко идущий замысел потерпел провал". Надо думать, клеветники в маршальских и генеральских мундирах осознавали, что за обвинением Жукова в "заговоре" последовал бы суд и прочее, памятное им по расправам с "врагами народа"
Особые опасения среди них, по-видимому, вызывала реанимация Хрущевым термина "бонапартизм". Они, имевшие за плечами многолетнюю службу в Красной Армии, отлично помнили кровавые последствия применения этого ярлыка в отношении высшего комсостава. С первой половины двадцатых годов ОГПУ-НКВД, легендируя для русской эмиграции и западных спецслужб существование в СССР мнимых контрреволюционных организаций ("Трест" и других), передавала за кордон фальшивые данные о будто бы существующих в Красной Армии военачальниках с "бонапартистским" уклоном. К ним прежде всего относили М. Н. Тухачевского. По замыслу провокаторов ОГПУ-НКВД, противники Советской власти на Западе клюнут на приманку, свяжутся с этими "организациями", что даст возможность поставить под контроль их деятельность. Кое-какие успехи на первых порах были достигнуты, но очень скоро противники СССР в тайной войне докопались до истины, и операции пришел конец.
Интриги ОГПУ-НКВД обернулись чудовищными последствиями. Комиссия Шверника, работавшая в 1961- 1964 годах, в справке Хрущеву 26 июня 1964 года о проверке обвинений Тухачевского и других в измене Родине, заговоре и т. д. спокойно, слишком спокойно констатировала: "Агентура ОГПУ-НКВД распространяла внутри страны и за рубежом слухи о якобы антисоветских бонапартистских настроениях Тухачевского, о группировавшихся вокруг него различных антисоветски настроенных элементах из числа бывших царских генералов и офицеров... Провокационные методы работы органов ОГПУ-НКВД приводили к тому, что распространяемые агентами "компрометирующие" сведения о Тухачевском становились достоянием третьих лиц и возвращались назад в эти органы уже по другим каналам, как агентурные данные. Полученные таким путем материалы, как правило, не проверялись". В упомянутой "справке" указано: "Впервые агентурные донесения о якобы имевшихся у Тухачевского бонапартистских настроениях стали поступать в органы НКВД (ошибка, нужно ОГПУ.
– Н. Я.) в декабре 1925 года"!
На основании запущенных самими лубянскими провокаторами фальшивок уже в 1930-1932 годах прошла операция "Весна" - было арестовано свыше 3000 бывших офицеров и генералов царской армии, служивших в РККА, которые почти целиком погибли от рук чекистских палачей. По этому же сценарию развернулись репрессии в Красной Армии в 1937 году с ареста и уничтожения "бонапартиста" Тухачевского и других. По свидетельству А. И. Тодорского: "Через несколько дней после расстрела нарком обороны К. Е. Ворошилов рассказывал нам... что во время казни обреченные на смерть товарищи (Тухачевский и его подельники.
– Н. Я.} выкрикивали:
"Да здравствует Сталин!", "Да здравствует коммунизм!" Рассказ Ворошилова запомнили, передавали из уст в уста в командовании Красной Армии. Маршалы и генералы, поносившие Жукова в 1957 году, могли не знать о механизме работы ОГПУ-НКВД в двадцатые и тридцатые годы, но о предсмертных возгласах убитых в залитых кровью застенках знали.
Едва ли кто-нибудь из них рвался драть горло в таких обстоятельствах и получить посмертную эпитафию, произнесенную А. И. Тодорским по поводу поведения Тухачевского и других во время казни: "Сейчас, когда эти неподкупные люди полностью реабилитированы в советском и партийном порядке, мы видим, что даже перед лицом неотвратимой незаслуженной смерти они нашли в себе силу духа гордо заявить, что умирают коммунистами". Хулители Жукова на высоких постах в Вооруженных Силах также обнаружили силу духа, они не последовали внушениям Хрущева и остереглись содействовать запуску механизма, который в конечном итоге мог погубить и их. Боязнь за собственную шкуру, а не порядочность останавливала их у роковой черты.
Физически Г. К. Жуков уцелел. Политически -
19 августа 1959 года певица Л. А. Русланова справляла поминки по случаю кончины своего мужа, генерал-лейтенанта В. В. Крюкова. Стукачи сигнализировали, а председатель КГБ Шелепин донес Хрущеву 7 сентября: Жуков на них-де сказал: "Красная звезда" изо дня в день зовет "поднимать и укреплять авторитет политработников и критиковать командиров. В результате такой политики армия будет разложена". Жуков неодобрительно отозвался о новом законе о пенсиях военнослужащим. "Заявления Жукова по этому вопросу были поддержаны тов. Буденным". Шелепин утверждал, что большинство офицеров "правильно восприняло" закон о пенсиях (ухудшавших их положение!), но отмечаются "отдельные" случаи "нездорового реагирования". Он привел около двух десятков таких суждений старших офицеров. Например:
"Сейчас приравнивают к одной мерке - и тех, кто воевал, и тех, кто торговал газированной водой", "вся армия разбежится", "в Египте плотину строим, Ирану помогаем, а у себя ремни подтягиваем. Кто обжирается, а кому теперь жрать нечего будет".
Президиум ЦК КПСС поручил товарищам Кириченко, Брежневу, Суслову "принять необходимые меры" в связи с изложенным. Они сунулись объясняться с Буденным. Старик ответил: на поминках не был, Жукова видел 5-10 минут во дворе дачи Руслановой, тот "ни о чем подобном не говорил". Сорвалось! Но нашли другой донос. Жуков-де во время похорон Крюкова во 2-м доме МО СССР не дал "отпора" в разговоре с генерал-майором В. А. Ревякиным, когда тот заявил: "Обижать нас, стариков, стали, и теперь тяжеловато будет с новой пенсией". И даже "поддержал этот непартийный разговор". Маршала и генерала вызвали в Комитет партийного контроля, обсудили их (члена КПСС с 1918 года т. Ревякина В. А. и члена КПСС с 1919 года т. Жукова Г. К.). В результате "т. Жуков дал правильную оценку своему поведению", как и "т. Ревякин". Об этом и донес 27 ноября 1959 года в ЦК КПСС председатель КПК Шверник.
За пределами стен, где орудовали партийные и чекистские инквизиторы, почиталось обязательным умалчивать о том, что великий полководец жив, он был вычеркнут из числа живых. Иные из недавних соратников по оружию перевыполняли план глумления над Г. К. Жуковым. Лавры первенства в забеге хулителей попытался приобрести адмирал Н. Г. Кузнецов, который в бытность Жукова министром обороны был освобожден от должности и понижен в звании. Кузнецов затаил великое недовольство министром. Узнав о его снятии, Кузнецов (по собственным словам!) засуетился: "Я был убежден, что об этом не знал Президиум ЦК КПСС. 8 ноября 1957 года я счел своим долгом в изменившейся обстановке изложить Президиуму ЦК КПСС свою точку зрения на обвинения, брошенные мне Жуковым". Посему адмирал настрочил пространный донос на маршала.
Подумать только, жаловался обиженный, Жуков заявил-де ему при увольнении: "Вообще начальство вами очень недовольно, и на флотах вы никаким авторитетом не пользуетесь". "Так как этот вопрос больше не разъяснялся и не уточнялся, негодовал Кузнецов, - я не мог понять, что конкретно имеется в виду, не могу ничего сказать и сейчас". Адмирал трудился совершенно напрасно, хрущевцы не оценили его творческих усилий, оставив обращение без ответа. Им бы материал о "заговоре", а Кузнецов просил Президиум ЦК КПСС восстановить его авторитет на флотах.