1812 год в жизни А. С. Пушкина
Шрифт:
Следующие встречи друзей проходили на рубеже 1830–1831 годов, затем стали регулярнее, так как Вяземский перебрался на жительство в Петербург.
…Пётр Андреевич прожил долгую жизнь (умер в семьдесят шесть лет), но её вторая половина стала полной противоположностью первой. А. И. Герцен называл его «раскаявшимся сатириком». Вяземский, казалось, делал всё, чтобы опорочить и осмеять идеалы собственной молодости, и получал от младших современников такие экспромты:
Судьба весь юмор свой явить желала в нём,Забавно совместив ничтожество с чинами,МорщиныВ отношении «младенческого ума» автор экспромта перегнул палку. Изменение политических взглядов Вяземского на его умственные способности, конечно, не повлияло, и то, что Пётр Андреевич стал другим, он сознавал сам и не скрывал этого:
Лампадою ночной погасла жизнь моя,Себя, как мёртвого, оплакиваю я.На мне болезни и печалиГлубоко врезан тяжкий след;Того, которого вы знали,Того уж Вяземского нет.В шести рифмованных строках вся жизнь незаурядного поэта, критика и язвительного памфлетиста; словом, multa paugis 18 .
«Товарищ милый, но лукавый». На момент знакомства с Пушкиным П. А. Катенин (1792–1853) служил в гвардейском Преображенском полку. Вот как характеризовал его современник, чиновник Московского архива иностранных дел Ф. Ф. Вигель:
– Несколько слов ещё об одном военном стихотворце, об офицере Павле Александровиче Катенине. Круглолицый, полнощёкий и румяный, как херувим на вербе, этот мальчик вечно кипел, как кофейник на кофеварке. У него было самое странное авторское самолюбие: мне случилось от него слышать, что он охотнее простит такому человеку, который назовёт его мерзавцем, плутом, нежели тому, который хотя бы по заочности назвал его плохим писателем; за это он готов вступиться с оружием в руках.
18
Multa paugis (латинс.) – много в немногих словах.
Пушкина Павел Александрович впервые увидел 27 августа 1817 года в театре на представлении драмы А. Коцебу «Сила клятвы». Их познакомил переводчик «Илиады» Н. И. Гнедич.
Встреча была мимолётной и скоро забылась. Но не молодым поэтом. Катенин – участник Бородинской битвы, сражения при Кульме и похода на Париж. Природа щедро оделила его высокими дарованиями и пламенной душой; ко всему этому был он энциклопедически образован. «Не было ни одного исторического события, которого он бы не мог изложить со всеми подробностями», – утверждал актёр П. А. Каратыгин.
Павел Александрович прочитал в подлиннике почти все выдающиеся произведения французской, немецкой, английской, итальянской и испанской литературы. Более того, хорошо знал философию, богословие, многие естественные науки и высшую математику. Разносторонность познаний Катенина поражала. Тот же Каратыгин вспоминал:
– Он мог вести диспуты с кем угодно и о чём угодно и своей неотразимой диалектикой сбить с толку, обезоружить своего противника и доказать всё, что бы ему ни хотелось доказать. Декламировать, рассказывать увлекательно, острить, спорить, опровергать, доказывать – вот сфера, в которой он не имел равных.
Как многие незаурядные
Своего свободомыслия Павел Александрович особо не таил, в суждениях был независим, начальствующих лиц не чтил. В армии это не приветствовалось, и службу пришлось оставить. Но без дела Катенин не сидел, ибо был увлечён театром.
Ещё в 1811 году на сцене петербуржского Большого театра была поставлена трагедия Корнеля «Ариадна», переделанная портупей-прапорщиком лейб-гвардии Преображенского полка Павлом Катениным. С этого времени он стал постоянным театральным автором и строгим ценителем игры актёров. Его авторитет в театральной среде был очень высок.
Находясь в Париже, Катенин побывал на представлениях, в которых играли Тальма, Дюшенуа и Марс. Это способствовало формированию чётких литературно-эстетических взглядов убеждённого сторонника народности и историзма. Павел Александрович консультировал всесильного драматурга А. А. Шаховского, бывшего четверть века начальником репертуарной части петербургских императорских театров.
Неудивительно, что однажды (через год после знакомства) Пушкин самозванно заявился к литературному эрудиту. Павел Александрович был у соседей, за ним пошёл слуга. Гость встретил хозяина в дверях квартиры и подал ему в руки толстую палку.
– Я пришёл к вам, – заговорил он, – как Диоген к Антисфену: побей, но выучи.
– Учёного учить – портить, – возразил Катенин и повёл Александра в комнаты.
Они сразу почувствовали расположение друг к другу, и Пушкин спросил, какие из его опубликованных стихотворений можно считать удачными.
– Лёгкое дарование приметно во всех, – ответил Катенин, – но хорошим почитаю только одно, и то коротенькое: “Мечты, мечты! Где ваша сладость?”
Молодой поэт согласился с этой оценкой, сказав, что все прочие стихотворения он предаст вечному забвению. Катенин оказал благотворное влияние на творчество Пушкина, отучив его от эстетической односторонности (следованию литературной системе карамзинизма). Александр Сергеевич ценил Катенина как эрудированного критика; в феврале 1826 года писал ему: «Голос истинной критики необходим у нас; кому же, как не тебе, забрать в руки общее мнение и дать нашей словесности новое, истинное направление? Покамест, кроме тебя, нет у нас критика. Многие (в том числе и я) много тебе обязаны. Если б согласился ты сложить разговоры твои на бумагу, то великую пользу принёс бы русской словесности».
Амплуа критика Катенина не прельщало – сам писал стихи, поэмы, баллады и пьесы. Из последних надо отметить трагедию «Андромаха» и комедию «Студент» (создана совместно с А. С. Грибоедовым). О стихотворении «Мир поэта» В. Кюхельбекер говорил, что это одно «из лучших лирических творений, какие только есть на русском языке, а аналогов поэме “Мстислав Мстиславович” вообще в русской литературе нет». Баллады Катенина «Ольга», «Леший», «Убийца» не уступали аналогичным произведениям В. А. Жуковского, а в чём-то были даже колоритнее их.