1863
Шрифт:
В стороне на возвышении располагался старый двор с флигелями. Рослые мазуры [62] с изогнутыми косами, словно привратники, стояли у каждого входа.
Веранда была до отказа заполнена серыми куртками, короткими и длинными саблями и револьверами.
Даль завлекала, окутывала плоские серые поля, покрытые изъеденным подтаявшим снегом, словно облезлой овчиной. Солдаты разошлись по полю. Сотни пар ног разрезали голубой фон: право-лево, право-лево, выстраивали одно
62
Польские пруссы.
Даль завлекала, а поле одевало шляхтичей в белые краковские мундиры, мазуров с косами через плечо — в цветные одежды, пехотинцев с тяжелыми охотничьими ружьями — в короткие бельгийские красные рубашки гарибальдийцев, зуавов [63] — в красные фески с черными кисточками, на флагах виднелись белые кресты и орлы.
Издали сверкали косы, заслоняя лес. Лес за лесом. Лошади шли галопом, расшвыривая землю копытами, а всадники рассекали воздух блестящими саблями.
63
Отряды смертников во время Польского восстания 1863 г.
И над всем этим стоял шум, словно в кузне, он был похож на далекий гром, раздавался со всех сторон, будто кузнецы собирались взорвать долину.
Радостный Вержбицкий шептал Мордхе:
— Кто бы мог подумать? Польская армия! С такой армией можно встретить врага, а не нападать с тыла, кусать, как собака, и пускаться наутек.
Граф Комаровский объезжал лагерь на своей белой кобыле, оглядывал марширующие шеренги рекрутов и говорил, будто упрашивая:
— Правой, правой, хлопцы, вот так! Солдат должен уметь маршировать!
— Кто это? — спросил один.
— Генерал.
— Поляк?
— Нет, русский, — шепнул рослый мазур другому.
Вержбицкий, улыбаясь, повернулся к Мордхе и показал на шеренги солдат:
— Видишь красные фески с черными кистями? Ближе к лесу. Это наши, зуавы.
К ним спешил пожилой унтер-офицер с животом, похожим на барабан. Саблю он держал впереди, чтобы не поранить себе бока. Подойдя ближе, он встал на цыпочки, так что его живот раздулся, как кузнечный мех, и молодецки отдал честь Комаровскому.
— Генерал Лангевич прибыл.
Солдаты вытянулись по струнке, шеренги подровнялись. Комаровский выехал в поле, навстречу Лангевичу, и остановился, держа в руке саблю.
Солдаты шевелились, переступали с ноги на ногу и вдруг замерли, затаив дыхание, будто собирались перепрыгнуть через овраг.
Из двора вышел Лангевич, невысокий, с черной стриженой бородой и темными проницательными глазами. Сабля небрежно висела поверх короткого сюртука,
Комаровский отдал честь. Лангевич подал ему руку и поприветствовал отряд.
— Да здравствует генерал!
Лангевич взял Комаровского под руку и прошел между шеренгами. Он осмотрел рослых мазуров, указал Комаровскому на жерди, которые рекруты держали в руках вместо ружей, однако никакого замечания не сделал. Его продолговатое лицо было серьезным.
— Как дела, Краснопольский? — Лангевич вдруг остановился и поздоровался с юношей в пенсне и красной рубашке, которого учил в военной школе.
— Спасибо, генерал!
Свита подалась назад, чтобы посмотреть, с кем разговаривает Лангевич. Слышались то польские, то французские фразы. Молодой адъютант с девичьей стройной фигурой шел рядом с Чаховским. Чаховский, с рыже-коричневыми волосами цвета обожженного кирпича, вызывал трепет и уважение. Длинные усы, жилистая шея подрагивали, а пронзительный взгляд мог пригвоздить на месте любого человека.
— Вы наверняка голодные, хлопцы? — внезапно спросил Лангевич у отряда.
— Да здравствует генерал!
Когда Лангевич со свитой удалились, отряд разошелся по полю.
Несколько человек окружили Краснопольского. Им хотелось узнать, какое отношение тот имеет к генералу. Краснопольский насвистывал пошлую французскую песенку, не пускаясь в объяснения, чем еще больше заинтриговал солдат.
Подошел Мордхе.
— Да, пане Алтер. — Краснопольский снял красную шапку, и его нос с горбинкой стал острее. — У нас здесь весь Коцк. Кагане служит в штабе, Комаровский — с нами, вы, я, не хватает только мадам Штрал…
— Привезли чан с водкой, сумки с хлебом и корзины с колбасой.
Оголодавший народ, позабыв об усталости, набросился на еду и болтал без умолку:
— Кто этот адъютант с девичьим лицом?
— Что случилось с Чаховским?
— Это адъютант Лангевича.
— Да я знаю.
— А что спрашиваешь?
— Это девушка?
— Девушка?
— В штабе, наверное, весело!
— Я по ногам понял, что это девушка.
— Закрой рот!
— Здесь, братец, не Россия, здесь я могу говорить, что хочу!
— Пусти других!
— Эй, дай глотнуть из чана, подвинься, Франек!
— Что это за рубашка у очкарика?
— Это итальянец.
— Говорят, они отлично сражаются!
— Я бы с ним потягался, — сказал рослый мазур.
— Говорят, что сам Гарибальди стоит с армией под Краковом.
— Кто такой Гарибальди?
— Дай другим горло промочить, что ты, Франек, загородил чан, как забор?
— Дашь папиросу?
— На, для тебя не жалко!
Девушка в красной рубахе с подоткнутым подолом прошла мимо с двумя ведрами молока.