19 египетских рассказов
Шрифт:
Мы ползли вдоль улицы по тротуару под прикрытием стены, навстречу танкам, ощерившимся дулами орудий, извергающих смерть и разрушения.
Ярость и гнев разъедали мое сердце…
Танки совершали свое страшное дело. Вот обвалилась стена дома, разлетелись вдребезги двери… А до ближайшего танка еще пятьдесят метров.
Наши люди были повсюду. В ста метрах позади нас на крышах домов целая группа поджидала танки, вооружившись зажигательными и фугасными гранатами. А совсем рядом, в каких-нибудь пятидесяти метрах, на углу улицы с пулеметами «Виккерс»
…Ну вот, наконец-то мы добрались до груды булыжников из развороченной мостовой. Эти камни были приготовлены для блокирования дороги еще до появления танков.
Танки продвигались с северо-западной части города, они пытались проложить путь для английских и французских солдат, которые при поддержке самолетов и артиллерии вели бои на другом конце города, стремясь завершить окружение.
Я всецело находился во власти своего плана и ничего не видел вокруг себя. Мне казалось, что все завертелось с потрясающей быстротой…
Мансур подполз ко мне…
А танк все ближе и ближе… Медленно, но неумолимо он двигался вперед. Орудие его на мгновение замолкло.
Казалось, что кто-то изнутри танка внимательно осматривает здания по обе стороны улицы здания с закрытыми дверями, погруженные в молчание, с окнами, заложенными мешками с песком. Воцарилась жуткая тишина.
Последние секунды… Я ползу рядом с Мансуром вдоль кучи камней. Мы выглядываем из-за укрытия и опять ползем. За пазухой полно камней. Ползем осторожно… Трещат выстрелы из пулеметов и винтовок — это друзья прикрывают наше продвижение…
Рядом с Мансуром упала граната. Она разорвалась под большим окном лавки Махмуда Холвани. Стекла витрины разбились вдребезги. Я уткнулся лицом в землю. На голове у меня была каска. Это меня спасло, она защищала, как броня.
Танк прошел еще несколько метров. На какое-то мгновение он перестал извергать огонь, а потом, повернув орудие в сторону, разрушил то, что оставалось от дома, где была лавка Махмуда Холвани. Снова раздался звон разбиваемых стекол, послышался гул обвала.
Вот и подходящий момент.
С камнями за пазухой мы с Мансуром поползли к танку… Совсем вплотную. Наши руки уже могли коснуться его стальных гусениц…
Я улыбнулся, представив, что… Рядом с ухом просвистела пуля, но я даже и внимания не обратил на нее.
Мы быстро отползли назад к стене за темную кучу камней, тяжело дыша и волоча винтовки. Да, мы улыбались. Мы имели право улыбаться…
Первый танк не смог двинуться с места, несмотря на все попытки. Камни были между зубцами гусениц.
Чудовище замерло на месте. Своим широким телом оно перекрыло улицу, преграждая путь другим танкам…
На втором танке приподнялась крышка люка, и оттуда высунулась голова командира. Он что-то кричал, пытаясь выяснить причину остановки. Пуля Мансура угодила ему в лицо, послышался вопль, и крышка захлопнулась.
На танки посыпались гранаты. Огонь и взрывы заполнили
Из люков показались руки с кусками белой материи. Танкисты сдавались в плен… Солдаты вышли, высоко подняв руки. Те, кто уцелел после боя, были пугливы, точно мыши.
Бой был жестоким. Но меня больше всего поразило не само сражение, в котором поистине героическое сопротивление врагу оказали мои друзья — жители нашего квартала, и не ужасные разрушения, которые танки нанесли нашей улице.
Меня потрясло другое, наполнив сердце гордостью и великой верой в правду и справедливость, — это был дядюшка Махмуд!
Произошло это в конце сражения. Дядюшка Махмуд лежал в своем окопе. Губы его улыбались. Тяжело дыша, он невнятно заговорил.
Я отвечал, не ожидая, когда он кончит:
— Да… да… все… пять танков…
Дядюшка Махмуд был ранен в живот, он поддерживал руками вываливающиеся внутренности.
Я обнял его за плечи. Он побледнел и крепко прижался ко мне, резкая боль исказила черты его лица. Но он еще пытался улыбнуться, и слабое подобие улыбки озарило его лицо. Потом он сказал:
— Да… так… я говорил тебе… я говорил… что танки не пройдут… госпиталь далеко…
Я не знал, что делать. От ужаса и жалости я оцепенел… А дядюшка Махмуд продолжал говорить, время от времени останавливаясь.
Оказалось, что он никогда раньше не воевал; никогда не работал переводчиком в таможне, о которой рассказывал утром; что он не знает, где находится госпиталь, который был недалеко от нас, и что он даже не житель Порт-Саида… Я слушал его, и к чувству боли и обиды примешивалось чувство великой гордости.
МАХМУД АС-СААДАНИ
У ворот
Перевод Ю. Грядунова
Дядюшка Хусейн, как обычно, подошел к воротам лагеря английских моряков в Порт-Саиде. Взглянув сквозь чугунную решетку, он, как всегда, увидел солдат, марширующих на освещенном тусклым светом пространстве, и огромный пароход, стоящий у причала. Невысокий солдат, расхаживающий по лагерю, насвистывал печальную песню.
Заняв облюбованное место возле ворот, дядюшка Хусейн достал лепешку и начал неторопливо жевать ее. Время от времени он поднимал глаза, следя за движущимися вдали по бескрайней пустыне двумя светлыми точками. Они мало-помалу приближались к нему. Через несколько минут Хусейн услышал рокочущий шум автомобиля. Сильный свет фар выхватил из темноты ограду из колючей проволоки, ворота и, наконец, самого Хусейна.