1910-я параллель: Охотники на попаданцев
Шрифт:
И снова осечка.
Сашка, недолго думая, швырнул на звук бесполезный револьвер и бросился сам. Он не занимался каратэ, но простейший приём в виде прямого удара ногой выполнить смог. Солдатский каблук встретил преграду в виде человеческого тела, и враг с выдохом отлетел назад, с треском сломав подвернувшиеся цветы. Никитин подскочил поближе и наугад несколько раз пнул сапогом туда, где должно быть лицо неприятеля. Преследователь молча вцепился парню в голенище, и тогда Сашка ударил кулаком, заставив недруга обмякнуть.
— Настя, насмерть прокляни их, — бросил парень через плечо, вслушиваясь
— Я не могу, — на грани истерики ответила ведьмочка, но все же начла шептать: — Сдохните. Сдохните.
В темноте послышалась непонятная возня.
— Вот видишь, можешь же.
— Сдохните! — во весь голос, с надрывом прокричала девчурка, подскочив с колен и сделав шаг вперёд.
На секунду в воздухе повисла полная тишина, а потом улицу озарило яркое пламя, и эту самую тишину разорвал рёв картечницы, с темпом не менее пяти тысяч выстрелив в минуту и грохот потока падающих гильз. Через пять секунд всё смолкло, а следом раздался голос Тернского.
— Эй, все живы?!
Глава 33
Призраки и бластеры
В дверь громко постучали, вырывая меня из той полудрёмы, в которую я провалился совсем недавно. Вылезать из-под одеяла не хотелось совершенно, тем более что день выдался очень тяжёлый. За окном царила темень, разбавляемая только светом фонаря. Жёлтый свет, падающий на потолок, был разбит на квадратики рейками, держащими оконные стёкла. Плавающие в воздухе пылинки придавали лучам объём, и казалось, если кинуть подушку, свет спружинит, отбросив ту обратно.
В стекло бился одинокий мотылёк, тщетно стремящийся вырваться из жилого помещения на свободу. Он был самым обычным насекомым, и просочиться сквозь прозрачную преграду или же разбить её, было для трепещущегося создания совершенно невозможным.
За стеной, в моём бывшем кабинете, громогласно храпел барон. Если бы по храпу меряли здоровье человека, то его превосходительство был бы, мало того, что совершенно здоров, так ещё и бессмертен.
Снова постучали. Я поглядел на лежащую рядом Ольгу, а та во сне скривилась и потянула на себя сползшее одеяло. Мне же пришлось осторожно слезть со слегка скрипнувшей кровати, накинуть халат и обогнуть ширму, которую специально поставили между дверью и нашим ложем.
Когда я открыл дверь, то на пороге стоял один из дружинников Огнемилы, переодетый в серую шинель, перевязанную вместо солдатского ремня цветным шитым поясом, словно человек не хотел расставаться с ним, как с оберегом, ни при каких условиях. Он шмыгнул носом и провёл рукой по разбитой губе, отчего на ладони осталась кровь.
— Боярин, тамо вас зело просит быти Могута, — произнёс он, слегка шепелявя.
— Что случилось? — переспросил я, глядя на мужика сверху вниз.
— Беглые, — снова шмыгнув носом, ответил тот.
— Какие ещё беглые? — нахмурился я, совершено не понимая в чём дело. Пленников, тем более способных надавать по лицу подготовленному воину, мы не держали.
Прямо в халате я спустился вслед за гонцом, оставив спящую Ольгу во власти доносящегося через стену храпа. Всё одно супруга не слышала его.
В гостевом зале по паркету ползал кашляющий ратник, а над ним со зверским лицом
— Сей дурень позволяша белой полонице уходити! — прорычал гридень Огнемилы, а потом пнул провинившегося под рёбра.
— Она не пленница, — ответил я насупившись. При этом внутри уже был готов ко всякому. О девушке совершенно ничего не было известно, ниоткуда она, ни чего хочет, ни даже имени.
— Глаголи, падаль! — закричал Могута на дружинника, когда тот прокашлялся и сплюнул слюну на паркет. Евгений Тимофеевич внутри меня скривился при виде избитого человека, которого пинали без суда и следствия, а Марк Люций скривился оттого, что паркет был дорогим, и знал на себе кровь, вино и грязь чужих миров, а вот плевок для него был непозволительным оскорблением.
— Боярин, твой гридень Саша, и Третьяк, сын Могуты, и ведуница Настя суть уходили ужо потемну. Оружными суть уходили. А во след за ними есь уходила бела дева. Нагая есь уходила. Нагая, аки новорождённая. Я позволяши им уходити, ибо думаши, так здесь обычно. Я не есь знал, что сие нельзя.
— Давно ушли? — спросил я, в то время как Марк Люций отодвигал в сторону рассудительного Евгения и быстро закипал от ярости.
— Так, деревянная кукуха тогда голосила, — быстро ответил воин, и поглядел на часы. Механическая птица куковала ровно в двенадцать, а сейчас десять минут первого. Значит, уже могли пересечь половину городского района.
Я скрипнул зубами и, действуя по наитию, ринулся в оружейную комнату, а потом ударил кулаком по обитой железом двери, сообразив, что ключи у меня не с собой. Новым дневальным, навязанным мне приказом его превосходительства, я хоть и старался довериться, но ключи от такого важного объекта не решился оставить. Пришлось бегом подняться в комнату.
Ольга до сих пор не проснулась, и я осторожно взял связку из стола, а на выходе вовремя спохватился и не хлопнул дверью. Когда спустился, в гостевом зале уже собрались воины. Выглядели они непривычно, в шинелях и с луками, мечами и топорами. На поясах меховые мошны с боевыми склянками, причём, чем выше статус ратника, тем больше мешочков у него имелось, и тем качественнее те были изготовлены. Тот же Могута в противовес многим прицепил аж десяток таких подсумков для колдовских гранат.
Я быстро открыл оружейку и, переодевшись в поддоспешник и бросив халат на стол для чистки оружия, нырнул в чёрную кирасу. Благо, что уговорил Ольгу вернуть причитающуюся мне броню в обмен на обещание раскрасить её розовую юнкерскую в благородный багряный цвет и нанести узоры позолотой. Кирасу подогнал днём во время занятий с нашими диковатыми новобранцами.
Металл захлопнулся на мне, клацнув застёжками. Завыли силовые катушки, словно приветствуя меня и соскучившись по хозяину. Что я могу в ней делать? Не только держать фужер. Рука потянулась к полке и взяла оттуда медный пятак, а потом пальцы начали гонять монету между костяшек механических пальцев. Я могу тасовать колоду карт, могу бриться опасной бритвой, могу заряжать патроны в револьвер. В прошлом, когда я был командиром столичной группы перехвата особо опасных попаданцев, доводилось проводить много времени в полном снаряжении.