1910-я параллель: Охотники на попаданцев
Шрифт:
При моем появлении Оля бледная, как смерть, улыбнулась.
— Здравствуй.
— Как ты? — спросил я в ответ, бегая глазами по усталому лицу.
— Не для того я шесть лет боролась со своими страхами и нервозами, чтоб просто так сдаться, — с усмешкой ответила Оля. — И спасибо, что не дал выстрелить.
Я несколько мгновений ещё стоял и молча глядел на жену. А когда она надела на себя через голову платье, позвал Никитина.
— Сашка, краска у тебя ещё есть?
— Да хоть задницей жуй, — отозвался повернувшийся парень с улыбкой.
— Тебе три часа, чтоб разукрасить оставшиеся механические кирасы
— Я не успею! — выкрикнул Сашка, изобразив на лице недоумение. — Только разве наплечники. И ещё сургучом ленты прикрепить смогу. И то если поможет кто.
— Дарью в помощницы возьми. Мы будем рыцарями святой лампы, — с усмешкой ответил я. — А пока будешь малевать, я на завод смотаюсь. Не хочу, чтоб из-за всей этой постоянной неурядицы дело с зомбиями затормозилось.
— Сделаю, шеф, — отозвался парень, а после него сразу взяла слово Оля.
— Покажи, — произнесла она, указав кивком на стол, где лежали инструменты для пайки и лампы.
Никитин сделал шаг и щёлкнул тумблером. Подключённая к тихо гудящему блоку питания лампа вспыхнула ярким сине-зелёным светом. Одновременно с этим мир дёрнулся приступом. На это раз мир не потемнел. А наоборот, стал сочным, как подсвеченный прожектором витраж, а вот звуки погрузились в глухую вату.
Но все равно я заметил, как Ольга схватилась за виски и поморщилась. Заметил, как лампа взметнулась вверх, словно хотела покинуть грешную землю и спрятаться от нас в небесах, но мешал потолок и провода. А ещё я увидел истерично бьющуюся внутри пылающей лампы бело-голубую, как электрическая искра, большую бабочку. То был дух воздуха.
Сразу захотелось с ещё большим пристрастием допросить сотрудников лампового завода.
— Воздух, скованный стеклом, — прошептал я слова из пророчества Анны.
Глава 24
Кровавый зверь в библиотеке
Спустя несколько минут я выбежал из особняка, и сел в авто. Пальцы сжимали странную лампу, внутри которой метался мотылёк воздушного духа. Создание при всей своей эфемерности не могло вырваться из колбы с серебряной паутинкой. Впрочем, это не ново, давно всем известно, что создания эфира неравнодушны к белому благородному металлу. А вот то, что, при пропускании через такую колбу электрический ток, получается отрицательный вес, являлось мне очень прелюбопытной деталью. А также было любопытным то, что мои приступы по времени совпали с этой странной электрической оказией. Два подряд, и оба раза в тот момент, когда Сашка пропускал ток через лампу с духом.
Бежать сломя голову к Бодрикову и рассказывать ему об открытии не было совершенно никакого желания. Хотелось всё распутать самому. По обыкновению, две половинки души, сшитые безымянным артефактом воедино, как незримый монстр доктора Франкенштейна, имели свои собственные бессловесные мнения. Евгений разворошил память о прочитанных в детстве книгах. И теперь внутри роились фрагменты произведений Жуля Верна. Роились подобно поднятым порывом ветра осенним листьям. Марк же видел перед собой добычу. Настоящую, достойную патриция Нового Рима. И он ни за что не желал терять след, хотел догнать и взять, вырвав у врага вместе с кадыком.
Ольга меня отпустила. Она хоть и ослабла, но при этом прекрасно понимала, что сея загадка должна быть разгадана. А после пробуждения
Перед убытием я оставил с ней горничную Дашу, которой приказал отчитываться перед Сашкой каждые полчаса. Не хватало ещё возвращения недавнего умалишённого состояния. Кстати, тот студент, коего связал и притащил в особняк Никитин, тоже очнулся, но всё бормотал со слезами на глазах о голосе, который кричит у него в голове: «Убей! Убей! Убей!». Парня покормили, но при этом оставили связанным. Как говорится, во избежание. Всё же свидетель. Причём важный.
Вот только выскочив из особняка, я поехал не на завод, а в полицейское управление. Чтоб учинить обыск на заводе, нужен был как минимум городовой в сопровождении, а желательно кто-то постарше чином. Наша контора хоть и относилась к тайной канцелярии, но не имела права вламываться в частные владения.
Ехать к зданию полиции было недалёко, поэтому уже через пять минут я был на месте. Полицейское управление встретило меня серой дверью и табличкой, украшенной государственным гербом. Казённые учреждения всегда похожи, что в этом мире, что в Новом Риме.
В памяти всплыл Первый Преторианский легион, стоящий в предместье Вечного города. Железная дисциплина, единообразные казармы, шаблонные вал и ров. Всё строго по уставу. Конечно, скептики назвали бы этот легион придворным усмирительным, а обитатели Петроградской империи, как я сам для себя называл мир, где нахожусь сейчас, обозвали его жандармским, но суть это не меняет.
Оставив авто у самого порога, я постучал в дверь. Сразу открылось небольшое окошко. Совсем ещё молодой городовой, быстро глянул на меня, пробежался взглядом по лицу, а потом лязгнул засовами.
— Кто там? — раздалось из глубины помещения.
— Господин Тернский, — ответил городовой.
— Да твою мать, Гриша, я сколько раз тебе говорил, чтоб ты докладывал обо всех прибывших, а не мчался открывать дверь сломя голову без разрешения! — раздался изнутри грозный крик, а потом я увидел седого поручика, стоящего посередине небольшого коридора с кипой бумаг под мышкой. А ещё я увидел нескольких разнорабочих в испачканных кафтанах. Все с засученными рукавами. На полу стояли многочисленные ведра, несколько банок с краской, мешок извести и малярные кисти. Работники сдвинули в сторону всю мебель, накрыв при этом газетами, и белили потолок. Не иначе новый исправник решил навести здесь порядки. Это хорошо. Сам любил, когда всё вычищено и побелено.
— Ну, я же знаю господина Тернского, — ответил Григорий, невинно похлопав ресницами, аки красна девица.
— Гриша, — протянул поручик, — ты неисправимый тупица.
Он перехватил пачку бумаг, ожидая ответа на невысказанный вопрос. А вопрос был таков: «Какого чёрта Тернский сюда припёрся?»
— Могу ли видеть штабс-капитана Баранова? — осведомился я, решив не затягивать драматическую паузу, не в театре.
— Кого? — переспросил молодой городовой, серьёзно нахмурившись.
— Бегает где-то, — вмешался поручик, скривившись, как от зубной боли. — Исправник, вообще, его хочет отослать обратно в столицу. Всё равно толку от него нет.