1923
Шрифт:
Чтобы сбить этот настрой, он глотнул конька и взглядом попросил у Алексея гитару. Потом заиграл Городницкого.
«Зовет за тридевять земель трубы серебряная трель И лошади несутся по стерне Зачем тебе святая цель, когда пробитая шинель От выстрелов дымиться на спине?»Привычный лад гитары успокоил и Николай снова вошёл в ровное, рабочее настроение. Всё равно у него не было другого выхода. Только вперёд, а что там отмерено господом, надо принять и нести со смирением.
Николай отпустил Александра, и они с Надей пошли пешком на Солянку. Вроде идти было недалеко, а получилось долго. Совершено другой Охотный ряд, маленькие, невысокие домишки. Какие-то магазины, ресторанчики. Надя шла молча, наверное думала о чем-то. Коля тоже молчал, потому что на душе было по прежнему тяжко.
— Ну что, как тебе эта пара? — спросила Надежда.
— Хорошие ребята, задумчиво ответил Коля. Дай им бог счастья. А Лешка сам верит в то, за что борется. Это в таких кругах не частое явление.
— Да и Татьяна тоже считает, что другого пути у России нет.
— Ну, Татьяна очень молода. Её сунули в комсомольскую среду, вот она и приняла законы этой группы, Попала бы она к другим — приняла бы другие законы. Женщины они вообще как обезьянки, об этом ещё Мопассан писал.
— А что нам ещё остается. Мы живём в мужском мире, приходится приспосабливаться. Вот странно, Коля, я читала, что женщин на Земле больше чем мужчин. А законы всё равно устанавливают мужчины. И правила жизни тоже они. Женщины никогда бы не воевали и не делали революций.
— Я боюсь, ты плохо знаешь женщин. Они по жестокости могут не уступать мужикам, а иногда даже превосходят. Впрочем, я давно понял, что это только кажется. что мир вокруг нас мужской. Он на самом деле сделан так, чтобы женщины могли без помех делать своё единственное дело, рожать детей.
— А если женщина не хочет только рожать детей? Если она хочет работать, бороться, воевать? Разве она может добиться этого.
— Конечно может.
— Странный ты какой-то Коля. Почему же может. Ведь ей приходится пробиваться через непонимание, через вражду мужчин. Они не любят конкуренции.
Так они болтали, пока шли мимо будущей Думы, мимо Большого Театра, сияющего огнями со своей квадригой, сильно выделявшейся на фоне темно-синего неба.
— Надь, а что ты будешь делать после? — спросил он, когда знакомая громада политехнического музея замаячила за поворотом.
Она всё поняла сразу. Наверное тоже думала об этом.
— Ты всё таки не возьмёшь меня. — это прозвучало утверждением, а не вопросом. В нём даже горечи не было, так, констатация факта.
— Нет, не возьму. Некуда и незачем. Здесь видишь сколько дел. Да и жить тут значительно проще.
— Я понимаю. Придумаю что-нибудь. Видишь, сколько полезных знакомств образовалось. Без работы не останусь, а всё остальное тоже потихоньку приложится. А что, совсем нельзя?
— Совсем.
— А ты хоть будешь приезжать?
— Наверное буду. Николай ненавидел эти объяснялки. Что можно сказать, когда не знаешь ничего. Что можно обещать, когда завтра всё изменится за час. Он остановился и повернул её лицом к себе.
— Ты знаешь, Надя — я не знаю, что будет завтра. Тем более, я не знаю, что будет позже. Но я могу сказать тебе одно. Я буду помнить тебя. Как бы то ни было, ты вошла в мою жизнь. Будем надеяться, что я сумею вернуться.
Она посмотрела ему в глаза, а потом уткнулась лицом в плечо, прижавшись к нему всем телом.
— Спасибо. Чтобы не случилось, я буду ждать тебя. Ты только вернись. А остальное мы сделаем. Как ты говоришь, порешаем.
Глава 21
Наутро Николай поймал Аршинова в своём кабинете и начал методично, пункт за пунктом ставить вопросы, на которые он хотел бы получить ответы. Аршинов потел, недовольно ёрзал, но вскоре уловил смысл и стал заинтересованно думать. В результате этой кропотливой работы стройная теория, разработанная в Берлине, зашаталась и сильно накренилась. В неё не вписывалась по времени армейская операция в Таджикистане, в неё совсем не вписывались ограбления квартир востоковедов в Петрограде. Совсем не получалось немецкого следа. Так, например, если Свен Гедин знал все нужные заклинания, то почему он молчал так долго. Наверняка, адепты восточных мистерий с удовольствием бы использовали эти ритуалы за четыре года кровопролитной войны, раздиравшей континент на два противостоящих блока. До отравляющего газа додумались, до аэропланов с бомбометанием тоже. А вот до тибетских мистерий пришлось ждать аж пять лет после её окончания? И люди тогда были не менее решительные чем сейчас. Но если теперь это надо делать в подполье, то тогда это вполне можно было осуществить с полным благословлением государства. На самом деле вопросов выплывало очень много.
Они со Степаном попытались порешать их поездкой к Бокию. Глеб Иванович их быстро принял, но ясности со своей стороны тоже не внёс. У него вырастала детальная картина конкретных действий, по типу кто что сказал, кто когда отгрузил, но общий вид был для него ещё более невнятен.
— Глеб Иванович, а что Ваш отдел знает про тайные общества в России — на всякий случай спросил Николай, например масоны или там Гурджиев?
— По масонам у меня вполне ясное представление. Они укрепились в России с XVIII века, ещё при Екатерине Великой. Она их преследовала, но не сильно. И далее, при всех царях это было модным поветрием для высшего Света. У меня создаётся впечатление, что это было нечто вроде клуба, объединяющего людей одного уровня в разных странах. А вся эта ритуальность — исключительно от эпохи романтизма.
— То есть, рококо, Жуковский и масоны — это всё одна эстетика?
— Практически да. Мне кажется, что идея «Пролетарий всех стран, соединяйтесь!» она была вторичной, после идеи о соединении высшего света всей Европы.
— Значит, по вашему, это безобидная говорильня? — вмешался в этот высокоучёный разговор Степан.
— Не только. Когда говорят люди облечённые властью, политической и финансовой, даже зряшные разговоры могут иметь крупные последствия. Возможна и была какая-то согласованная политика, но она была отделена от конкретных государств.
— То есть, Германия не могла приказать своим масонам добиться чего-то от своих русских собратьев?
— Ещё Ленин сказал, что буржуазия, как и пролетариат, не имеет отчества. Для масонов были важны их внутренние дела. А всё остальное они рассматривали как проходящие события.
— Значит, масоны тут не при чём — сказал Николай. — Я при всём богатстве фантазии не могу представить себе единую политику, которая совместила бы интересы правящих кругов разных европейских блоков. Разве что в случае китайского нашествия.