1935 год нашей эры
Шрифт:
– Каким же образом ты можешь изменить историю?
– спросил несколько озадаченный Эмиль.
– С помощью обычной семантики: слово является вещью, во всяком случае после того, как сама вещь исчезла с лица земли. Измените в будущем любое слово, и вы тотчас измените саму вещь, которая некогда обозначалась этим словом. Дайте-ка я вам поясню на примере.
Мальчик раскрыл свой том на одной из страниц и ткнул пальцем.
– Смотрите. Вот здесь я заменил у Франклина имя Сэм на Джон. Если же в будущем кто-нибудь придет и заменит
– Не совсем.
– Ну хорошо. Смотрите.
– Юлиус открыл карту Соединенных Штатов. На ней виднелся знакомый Эмилю розовый косоугольник его родного штата Кайова, а прямо над ним - зеленые песочные часы штата Миннехаха, но здесь в названиях штатов была путаница. Вместо "Кайова" стояло "Айова", а "Миннехаха" читалась как "Миннесота". На самом верху карты после слов "Соединенные Штаты"... шла не Колумбия, а какое-то труднопроизносимое итальянское имя!
Карта была явно напечатана с ошибками.
– На прошлой неделе, - рассказывал мальчик, - я внес все эти изменения чернилами, а сейчас они уже стали неотъемлемой частью оригинала.
– Но как же это получается?
Юлиус насупился.
– Я думаю, что и прошлое в свою очередь влияет на будущее, только намного медленнее. В сущности моя теория исключительно проста, хотя я не могу вам ее объяснить. Ведь вы даже не знаете, что Е = mс[2].
– Я знаю только одно, - ответил Эмиль, вскакивая со стула.
– Я убил беднягу Морбиса. Я убийца!
– Э-э, не очень-то расстраивайтесь, - молвил мальчик.
– Ведь если бы не я, и вас бы не было. И путешествие во времени вы совершили только потому, что я написал об этом на полях книги рядом с вашим именем.
– Рядом с моим именем?!
– При упоминании о своей славе Эмиль загорелся.
– Моим именем... Хм, печенья хочешь?
– Давайте.
И они принялись уминать за обе щеки кулинарные изделия вдовы Харт, еще и еще раз обсуждая теорию Юлиуса, пока Эмиль не решил, что он понял все. Разумеется, ему не очень-то понравилась мысль жить под властью будущего, но, если разобраться, это ничуть не хуже, чем жить под властью прошлого.
Доев печенье, Эмиль встал и распрощался с мальчиком. Он торопливо зашагал обратно в музей, уплатил за вход и, улучив момент, когда смотритель отвернулся, вскочил в свою машину. Юноша бешено крутанул педали и помчался назад, в 1875 год, и какое горделивое чувство охватило его, когда он узнал знакомые черты Джона Франклина!
"Я здоров, богат и мудр... вернее, скоро буду, - сказал про себя Эмиль.
– Мой соперник исчез... я даже не могу припомнить его имя. И я обязательно буду знаменитым!"
Переодевшись в выходной костюм, он нарвал в саду у маменьки букет цветов и отправился в дом Пидов.
Мистер Пид сидел на веранде в качалке, усердно полируя трубку о собственный нос.
– Привет,
– бросил он Эмилю.
– Чего ради ты сегодня так разрядился?
– Я... я...- начал было юноша и вдруг сообразил, что не знает, о чем говорить. В самом деле, зачем он пришел к мистеру и миссис Пид?
– Я принес цветы вашей жене, - нашелся он наконец.
– Из сада моей мамочки.
– Моей жене?!
– изумился Пид, наклоняясь вперед, чтобы принять букет.
– Да я же, сынок, не женат. Я...
Раздался легкий щелчок, вытянутая рука Пида стала прозрачной, и он вдруг исчез вместе с верандой и домом.
Кошмар! Эмиль кинулся домой проверить, жива ли его мамочка. Ведь нельзя предусмотреть, кто исчезнет следующим!
Он успокоился только тогда, когда увидел маленькую хрупкую фигурку, которая, ковыляя, вышла к нему с подносом в руках.
– Ну-ка, дай я тебе помогу, - сказал Эмиль, принимая поднос из ее натруженных рук.
– Лимонад и печенье? Ах, как ты добра, маменька!
И, наклонившись, он поцеловал ее в седой висок. С блаженной от счастья улыбкой старушка заковыляла назад в кухню, откуда доносился аромат свежеиспеченных сдобных булочек. Эмиль со страхом смотрел на нее, пока она не скрылась в дверях. Затем он, ясно представляя, что ему делать, вновь взобрался в машину времени и нажал на педали.
В библиотеке он прижал Юлиуса к стенке и потребовал объяснений.
– Чего вы от меня хотите?
– спрашивал тот.
– Я, правда, не уверен, но мне казалось, что у Пидов есть дочь, и я считал себя влюбленным в нее. А тут оказывается, она куда-то у них исчезла, да и сами Пиды тоже исчезли. Уж не внес ли ты тут какие-то новые исправления?
– Так это же вы сами сделали. Вычеркнув Фентона или как там его, вы тем самым уничтожили единственное упоминание о девушке Мод, которая стала его женой. Понятно? Печенье захватили?
– Ты хочешь сказать, что так или иначе, а я потерял ее навсегда?
– Ум-гм, - ответил мальчик - рот у него был набит печеньем. Уничтожение Мод ведет к уничтожению ее родителей, родителей ее родителей и так далее, вплоть до того момента, когда какой-то их предок окажется достаточно знаменитым, чтобы попасть на страницы вот этого Универсального синопсиса.
Харт с трудом мог уследить за его рассуждениями не только потому, что мальчик говорил, жуя печенье, но и потому, что ни Эмиль, ни Юлиус не могли ясно вспомнить, о ком идет речь. Как сказал Юлиус, все это ужасно мифично... или мистично...
Во всяком случае, Харт уразумел, что он потерял единственную девушку, которую когда-либо любил. Горе его не поддавалось описанию.
Эмиль понимал, что во всем виноват он сам. Если бы ему не захотелось так страстно хоть краем глаза увидеть золотые башни и зубчатые стены будущего! Если бы он удовольствовался малым! Гордыня сгубила его, та самая гордыня, которая никогда не доводит до добра.