1937. Трагедия Красной Армии

Сувениров Олег Ф.

– Армейские комиссары 2-го ранга М.П. Амелин, Я.К. Берзин, А.С. Булин, А.И. Мезис, Г.А. Осепян.

– Комкоры М.И. Алафузо, С.Н. Богомягков, П.А. Брянских, Л.Я. Вайнер, М.И. Василенко, Я.П. Гайлит, А.И. Геккер, В.М. Гиттис, Б.С. Горбачев, Ф.А. Ингаунис, Н.В. Лисовский, М.П. Магер (дважды), С.А. Меженинов, Я.З. Покус, С.А. Пугачев, С.А. Туровский, Л.Я. Угрюмов.

– Корпусные комиссары М.Я. Апсе, И.М. Гринберг, Л.Н. Мейер-Захаров, И.Г. Неронов, А.П. Прокофьев.

– Коринтенданты А.И. Жильцов, Д.И. Косич.

– Комдивы Л.П. Андрияшев, Ю. Ю. Аплок, Н.Н. Бажанов, Б.И. Ба-зенков, Ж.К. Блюмберг, Г.Г. Бокис, М.Ф. Букштынович, Ф.В. Васильев, А.М. Вольпе, В.Ф. Грушецкий, Е.Е. Даненберг, С.И. Деревцов, В.П. Добровольский, И.З. Зиновьев, А.А. Инно-Кульдвер, И.И. Карклин,

Г.И. Кассин, Ж.И. Лаур, И.Ф. Максимов, А.К. Малышев, Л.И. Никифоров, М.М. Ольшанский, А.Г. Орлов, Н.В. Ракитин, Е. Н. Сергеев, Д.Ф. Сердич, К.X. Супрун, А.И. Тарасов, П.П. Ткалун, И.Я. Хорошилов, И.Ф. Шарсков.

Кроме того, в ходе исследования выявлено, что в судебных заседаниях Военной коллегии Верховного суда СССР и военных трибуналов отказались от ранее вынужденных «признательных» показаний и заявили о полной своей невиновности в инкриминируемых им следователями особых отделов НКВД преступлениях (по неполным данным) 16 дивизионных комиссаров, 51 комбриг, 26 бригадных комиссаров, 7 бригинженеров, 7 бригвоенюристов, 81 полковник, 15 полковых комиссаров, 14 майоров, 8 батальонных комиссаров, 7 капитанов. Были среди отказавшихся также старшие политруки, старшие лейтенанты, лейтенанты и даже красноармейцы.

Почти каждый из тех, кто в судебном заседании отказывался от подписанных им на предварительном следствии «признательных» показаний, пытался объяснить суду, почему он раньше «признался», а теперь отказывается. Объяснения звучали самые разные. Некоторые просто констатировали факт, что они оговорили себя и своих боевых товарищей (армейский комиссар 1-го ранга П.А. Смирнов, корпусной комиссар И.М. Гринберг и др.). Другие факт оговора (по сути – клеветы) оценивали как самое большое свое преступление (комкор С.А. Туровский и др.). Многие заявляли суду о том, что «признательные» показания в ходе предварительного следствия они дали (подписали) «под влиянием мер физического воздействия» ¹⁶⁷(армейский комиссар 2-го ранга А.И. Мезис, дивизионный комиссар И.И. Кропачев и др.).

Бывало и так, что, понимая всю неблаговидность, очевидную безнравственность совершенного ими оговора, подсудимые пытались как-то «самооправдаться», смягчить свою личную вину в совершении явно аморального поступка. Бывший заместитель начальника Генштаба РККА комкор С.А. Меженинов, если верить записи в протоколах судебного заседания, виновным себя не признал и заявил, что «он врал на себя, на Красную армию. Думал, что своими показаниями на предварительном следствии он принесет пользу Красной армии» ¹⁶⁸. Некоторые доказывали на суде, что в стремлении «дожить до суда», оговаривали себя, умышленно излагая в показаниях противоречившие действительности выдумки (комкор С.Н. Богомягков, корврач М.И. Баранов ¹⁶⁹и др.).

Находились и такие, которые признавались в решающей роли инстинкта самосохранения. Пожалуй, наиболее откровенно сказал об этом на суде бывший заместитель начальника Политуправления РККА армейский комиссар 2-го ранга Г.А. Осепян. Большевик с подпольным стажем, на протяжении многих лет считавшийся «партийной совестью» Красной армии, он в судебном заседании виновным себя не признал, от данных ранее «признательных» показаний отказался и заявил, что «он на предварительном следствии оговорил себя и многих других командиров, причем это сделал, чтобы ложным оговором других командиров спасти свою жизнь» ¹⁷⁰.

Какое-то количество представших перед судом Военной коллегии командиров прямо заявляли о том, что свои «признательные» показания на предыдущем этапе дали «вследствие психологического истощения» (бригадный комиссар Н.И. Бородин), «подписал их, не отдавая себе отчета» ¹⁷¹(полковник В.А. Алутин). А бывший председатель Артиллерийского комитета и начальник научно-технического отдела Главного артуправления РККА, участник Гражданской войны, делегат X съезда РКП (б), краснознаменец бригинженер Я.М. Железняков в судебном заседании Военной коллегии 5 ноября 1937 г. виновным себя не признал, заявив,

что прежние свои показания давал в состоянии «невменяемости» ¹⁷². Тем не менее судебное заседание Военной коллегии (Голяков, Зарянов, Преображенцев) преспокойно приговорило его к расстрелу. Реабилитирован посмертно в 1956 г.

Если при осуждении «сознавшихся» «заговорщиков» у членов Военной коллегии могло сохраняться хоть какое-то подобие правосудности приговора, то при отказе подсудимого от своих прежних, вырванных следователями НКВД, показаний, даже видимости обоснованности обвинительного приговора, по сути, не оставалось, ибо обвинение попросту рассыпалось. Тем не менее и всех таких мужественных «отказчиков» Военная коллегия в 1937–1938 гг. совершенно бестрепетно обрекала на смертную казнь.

Один из героев Гражданской войны, четырежды раненный и трижды награжденный орденом боевого Красного Знамени комкор Б.С. Горбачев был арестован еще 3 мая 1937 г. Его били. Выбили «признание». На суде 3 июля он решительно отказался от незаконно полученных от него «признательных» показаний. Однако Военная коллегия без объективных доказательств признала его виновным в том, что он якобы являлся участником военно-фашистской террористической организации и, будучи заместителем командующего войсками Московского военного округа, подготовлял вооруженное выступление в Московском Кремле ¹⁷³. В тот же день расстрелян. Реабилитирован посмертно.

И вот тут возникает вопрос: на каком же юридическом основании безжалостная советская военная Фемида выносила не просто обвинительный, а расстрельный приговор? У тогдашних военных судей излюбленной в этом случае была такая формулировка: «От своих прежних признательных показаний отказался, но изобличается показаниями других лиц, проходящих по другим делам». Что это были за показания и как они добывались (а нередко и прямо фальсифицировались) подробно рассмотрено в третьей главе. Неукоснительно руководствуясь принципом бессмертного Плюшкина («в хозяйстве всякая веревочка пригодится»), члены Военной коллегии Верховного суда не брезговали ничем. Лишь бы помогало обвинению.

Бывший командир 15-й тяжело-бомбардировочной авиабригады беспартийный комбриг А.А. Житов на судебном заседании категорически заявил, что ни в каком антисоветском заговоре никогда не состоял и ничего не знал о его существовании. Но Военная коллегия Верхсуда СССР, опираясь лишь на непроверявшиеся в суде показания арестованного Розенблата, приговорила комбрига Житова к расстрелу. Реабилитирован посмертно в 1956 г. ¹⁷⁴. Одним из оснований осуждения бывшего председателя военного трибунала СКВО бригвоенюриста Я.К. Жигура были и свидетельские показания некоего Афанасьева. О степени их достоверности можно судить по такому отрывку из его собственноручных признаний: «Не имея фактов, я не могу утверждать, но уверен, что ЖИГУР был активным участником контрреволюционной латышской организации – уж очень он тесно был связан с ТАУРИНЫМ, БИТТЕ, ЧАКСТЕ и др.» ¹⁷⁵.

Но нередко бывало и так, что даже такие явно надуманные, а зачастую и просто сфальсифицированные показания «других лиц» не срабатывали, лопались (а иногда их и вообще не было). Старший инспектор Политуправления РККА дивизионный комиссар Ф.Л. Блументаль был арестован 23 июля 1937 г. по ордеру, подписанному заместителем наркома внутренних дел СССР М.П. Фриновским, без санкции прокурора и при отсутствии материалов, которые могли бы явиться основанием к его аресту. Судя по материалам дела, Блументаль сопротивлялся более трех месяцев. И в деле хранится лишь один протокол его допроса – от 25 октября 1937 г. Отпечатан на машинке, подписан Блументалем, а также лицами, производившими допрос: начальником 7-го отделения 5-го отдела ГУГБ НКВД СССР капитаном госбезопасности Малышевым и его заместителем – старшим лейтенантом госбезопасности Гринбергом. Здесь напечатано, что Блументаль признал себя участником заговора. В основу обвинения Блументаля были положены также показания армейских комиссаров 2-го ранга Осепяна и Векличева и корпусного комиссара Родионова.