1937. Трагедия Красной Армии
Шрифт:
Вообще необходимо заметить, что истребление высшего начсостава госбезопасности носило тотальный характер. По данным белорусского исследователя А.И. Русенчика, из получивших в 1935 г. звание майора госбезопасности 84-х человек – 1 – невозвращенец (Л.Л. Никольский, он же – Фельдбин, он же – Орлов), а 77 – исчезли; из 47 старших майоров ГБ исчезло 44; из 20 комиссаров госбезопасности 3-го ранга 1 сбежал к японцам (Г.С. Люшков), а 18 уничтожены 257. Уничтожены также все 12 комиссаров ГБ 2-го ранга, 6 комиссаров ГБ 1-го ранга и генеральный комиссар госбезопасности СССР Г.Г. Ягода. Это – ликвидация «ягодовцев». С конца 1938 г. принялись и за «ежовцев», включая второго по счету генерального комиссара госбезопасности СССР Н.И. Ежова. Судили их по двум основным обвинениям: участие в антисоветском заговоре в Наркомате внутренних дел СССР (обвинение надуманное) и нарушение норм социалистической законности. Обвинение совершенно доказанное, поэтому подавляющее большинство из осужденных в то время руководящих сотрудников госбезопасности до сих пор не реабилитировано.
Со своей стороны Берия считал возможным требовать пересмотра тех или иных решений военных трибуналов. Когда шестеро сотрудников УНКВД по Орджоникидзевскому краю за применение «мер физического воздействия в извращенных формах» были приговорены к ВМН, Берия обратился 11 сентября 1939 г. к прокурору СССР и председателю Военной коллегии Верховного суда СССР: «НКВД СССР считает вынесенный Военным Трибуналом войск НКВД Орджоникидзевского края приговор неправильным, а меру наказания завышенной». А далее тоном полного хозяина: «Прошу Вас распорядиться пересмотреть дела на перечисленных лиц и о Вашем решении сообщить» 258. И уже 25 сентября 1939 г. Ульрих сообщает Берии, что дела приговоренных бывших сотрудников НКВД рассмотрены Военной коллегией в кассационном порядке, их преступные действия переквалифицированы и троим осужденным расстрел заменен лишением свободы на десять лет каждому, а двоим – на восемь лет каждому и всем им – без поражения в правах 259. Это же «социально близкие» для Берии, да очевидно и для Ульриха, люди…
Давно и правильно сказано, что обстоятельства сильнее нас. Именно они заставляли в чем-то меняться даже такие заскорузлые образования, как НКВД, Прокуратура СССР. Совместной их директивой № 2709 от 26 декабря 1938 г. наркоматам внутренних дел союзных и автономных республик, начальникам УНКВД и УРКМ краев и областей предоставлялось право при рассмотрении жалоб и заявлений осужденных отменять неправильные решения троек НКВД – УНКВД с прекращением дел и освобождением осужденных от отбывания наказания. В развитие этой директивы Берия и Панкратьев 10 октября 1939 г. издают приказ № 001214, значительно расширявший возможности прокуроров в ликвидации последствий бесчинств, учиненных «тройками». Этим приказом предписывалось поступающие жалобы, заявления и протесты прокуроров на неправильные решения троек рассматривать не позднее двухдневного срока. В случае несогласия с протестом прокурора наркомы внутренних дел союзных и автономных республик, начальники управлений НКВД обязаны были составлять мотивированное постановление об отклонении протеста, направляя копию прокурору. «В спорных случаях, – говорилось в приказе, – прокурор, внесший протест, может обжаловать постановление НКВД (УНКВД) перед Прокуратурой СССР, которая в необходимых случаях вносит эти протесты на рассмотрение Особого совещания при НКВД СССР» 260.
Стал устанавливаться какой-то порядок в выдаче справок заявителям о лицах, осужденных по делам органов НКВД. Специальный приказ НКВД СССР № 00515 был издан 11 мая 1939 г. В дополнение к нему 4 июня 1940 г. был издан совместный приказ наркома внутренних дел и прокурора Союза ССР № 00706. Согласно этому приказу, подобного рода справки выдавались в судах, вынесших приговоры, либо в первых спецотделах НКВД – УНКВД 261.
В определенной мере возросли возможности судебного преследования за ложные доносы и ложные показания. Приказ наркома юстиции и прокурора СССР № 0119 от 2 июля 1940 г. «О порядке рассмотрения дел о ложных доносах и ложных показаниях, связанных с делами о к. р. преступлениях» отменял циркуляр прокуратуры СССР и НКЮ СССР № 160/13001541 от 7 апреля 1937 г. и требовал дела о лжедоносительствах и даче ложных показаний рассматривать в закрытых судебных заседаниях, вести по указанным делам самостоятельное производство, не объединяя их с теми делами о контрреволюционных преступлениях, при рассмотрении которых была установлена ложность доноса или показаний. Специальный пункт приказа был направлен на сохранение «идеологической невинности» судебных работников и особенно присутствовавших на судебном заседании: «3. Не допускать цитирования в приговорах и в обвинительных заключениях контрреволюционных высказываний, а также не упоминать, в связи с такими высказываниями, фамилий руководителей Партии и Правительства» 262.
Надо признать, что и в новых условиях аппарат НКВД во главе с Берией ревностно следил за прохождением в военных трибуналах подготовленных следователями НКВД дел. Массовое возвращение дел на доследование, а тем более оправдательные приговоры они переживали весьма болезненно. И при малейшей возможности стремились любым способом соответственно воздействовать на военные трибуналы, на военных прокуроров. Когда в июне 1939 г. ВТ МВО под председательством диввоенюриста A.Д. Горячева возвратил дела по обвинению Э.П. Пелузо и И.П. Денышева в НКВД СССР «на доследование», то с протестом по этому поводу к прокурору СССР к председателю Военной коллегии Верховного суда СССР обратился в августе 1939 г. непосредственно нарком внутренних дел СССР Л.П. Берия. Он выражает свое несогласие с решением ВТ МВО и свое обращение к прокурору СССР заключает чуть ли не приказом: «Прошу соответственно реагировать» 263.
Война приближалась буквально с каждым днем. А Главная военная прокуратура вместо того, чтобы всемерно оберегать права, честь и достоинство командиров – единоначальников, от действий которых в решающей степени будет зависеть ход вооруженной борьбы, порою беспокоилась прежде всего о том, как бы того или иного попавшего на скамью подсудимых «командира-заговорщика» не недосудили. Когда налево и направо летели до сих пор до конца не сосчитанные головы безвинных воинов РККА, Главная военная прокуратура РККА стыдливо молчала. Как будто так и надо. Но стоило тому или иному военному суду оправдать безвинного страдальца – вчерашнего командира, как некоторые военные прокуроры выступали с протестом против такого, по их мнению, «гнилого либерализма». Как слепни в жаркую погоду впиваются в тело потной лошади, так и некоторые высокопоставленные военные прокуроры вцеплялись в попавшие в поле их зрения жертвы, стремясь обязательно «засудить» их.
Попытки местных юридических работников судить действительно «по справедливости» нередко немедленно пресекались сверху. 10–12 мая 1940 г. военный трибунал СКВО в закрытом судебном заседании в составе председательствующего бригвоенюриста Майорова и членов: старшего политрука Держина и лейтенанта Рыбинского рассмотрел дело по обвинению в участии в военно-фашистском заговоре группы бывших военнослужащих 28-й горно-стрелковой дивизии. Перед трибуналом предстали бывший командир дивизии комбриг И.А. Милюнас, бывший командир 84 сп полковник М.К. Зубков, майоры Н.К. Степанов и В.А. Эрдман, капитаны B.М. Красновский и С.И. Снежко. На этот раз было проведено самое настоящее судебное следствие, в приговоре сформулировано 16 позиций, в том числе и то, что подсудимые в своей практической работе допускали упущения, которые не могут квалифицироваться как уголовно-наказуемые деяния, и приговорил «всех шестерых по суду считать оправданными» 266.
Но исполнявший должность главного военного прокурора Красной армии корвоенюрист П.Ф. Гаврилов посчитал этот приговор в части оправдания комбрига И.А. Милюнаса неправильным и 21 сентября 1940 г. обратился с протестом (в порядке надзора) в Военную коллегию Верховного суда СССР. Карательная машина работала быстро. И уже 4 октября 1940 г. Военная коллегия (в составе: Романычев, Детистов, Буканов) определила: «…протест прокурора удовлетворить, приговор в отношении Милюнаса отменить и дело направить для нового рассмотрения со стадии судебного следствия в тот же суд, но в ином составе» 267. 29 января 1941 г. ВТ СКВО в новом составе (бригвоенюрист Галенков, военюрист 2-го ранга Ильницкий и ст. политрук Румянцев) признает Милюнаса участником заговора и приговаривает его по формуле «10+5». На следующий день комбриг пишет (на промокательной бумаге!) кассационную жалобу, но Военная коллегия (Орлов, Буканов, Абдурахманов) оставляет ее без удовлетворения. А 20–21 января 1942 г. Милюнас был вторично осужден ВТ войск НКВД Архангельской области – на этот раз – к расстрелу. Приговор приведен в исполнение 21 февраля 1942 г. Реабилитирован посмертно в 1957 г.
Еще в 1938 г. были арестованы командующий Каспийской военной флотилией флагман 2-го ранга Д.П. Исаков, начальник штаба флотилии Н.Н. Унковский, флагштурман М.А. Шифферс и флагманский инженер-механик В.Ф. Латушкин. Все они обвинялись в участии в антисоветском военно-фашистском заговоре. Дело это было состряпано настолько примитивно, что 7 декабря 1940 г. военный трибунал ЗакВО в отношении всех четверых вынес оправдательный приговор. В дело вмешивается «бдительный» врио главного военного прокурора ВМФ бригвоенюрист Лелюхин (подписал – за прокурора Союза ССР). 1 марта 1941 г. он обращается с протестом в Военную коллегию, и та в заседании 21 марта (в составе: Романычев, Дмитриев, Климин) удовлетворяет протест и принимает решение «оправдательный приговор ВТ ЗакВО в отношении Исакова, Унковского, Шифферса и Латушкина отменить и дело о них на основании ст. 299 УПК АзССР направить на новое рассмотрение со стадии предварительного следствия…» 268. Однако и в процессе доследования новых данных о виновности бывших четырех руководителей Каспийской военной флотилии добыто не было. В связи с этим главный военный прокурор ВМФ 23 февраля 1942 г. дело о них в уголовном порядке прекратил.
Но теперь выступил на сцену заместитель начальника Особого отдела НКВД СССР, который посчитал, что «…в данное время, в интересах государственной безопасности, освобождать обвиняемых Исакова, Унковского, Шифферса и Латушкина нецелесообразно». Особого отдела боялся сам прокурор Союза ССР и 16 июля 1942 г. он отменил постановление главного военного прокурора ВМФ от 23 февраля 1942 г., дело направил на рассмотрение Особого совещания с предложением о назначении обвиняемым наказания в виде пяти лет заключения в ИТЛ каждому, как подозреваемым в контрреволюционной деятельности. Главный аргумент прокурора Союза: «…интересы государственной безопасности в условиях военной обстановки диктуют необходимость изолировать на период военного времени обвиняемых от общества» 269. Так они и сгинули. Реабилитированы в мае 1955 г. Никого из них найти тогда уже не удалось 270.