1937. Заговор был
Шрифт:
Таким образом, во-первых, Черчилль не отделяет Красную Армию от советского «коммунистического» руководства, но в то же время выделяет «вождей русской армии», надо полагать, тех, которых охарактеризовал генерал Уэйвелл по впечатлениям своей осенней поездки на маневры Красной Армии в сентябре 1936 г. (Ворошилова, Тухачевского, Егорова, Уборевича), как автономную, если не самостоятельную политическую силу.
Во-вторых, Черчилль четко рисует социально-политическую конструкцию России, приемлемой для Великобритании: «социалистическое государство», сильно вооруженное для поддержания своей национальной неприкосновенности», «не распространяющее своих (коммунистических) доктрин» иначе как «путем примера». В сущности, Черчилль вовсе не требует изменения социально-политического строя в СССР. Он предлагает руководству СССР лишь прекратить коммунистическую пропаганду и коммунистическую подрывную деятельность в других странах. Эти изменения во внешней политике Советского Союза — а речь идет именно и только о внешней политике — влиятельный британский политик считает непременным условием изменения позиции Великобритании в его отношении. «Если бы подобный поворот был предпринят ныне же, — ставит условие Черчилль, — он мог бы удовлетворить все страны,
По сути дела, британский политик в завуалированной форме обещает советскому политическому и военному руководству, что при принятии означенного условия английское правительство приведет в действие все те рычаги «коллективной безопасности» против всякого «агрессора», к действенности которых взывало советское руководство и их представители в лице Литвинова и Тухачевского. Черчилль весьма прозорливо упомянул о «всеобщей катастрофе», новой мировой войне, которая неминуемо может развернуться в случае агрессивных действий Германии и Японии против СССР. Поэтому, выдвигая очерченные выше требования к руководству СССР, он возлагал на него и ответственность за судьбу не только своей страны, но и всего мира. «Теперь как раз подходящий момент для России, чтобы уменьшить свой риск и увеличить силу своего национального сопротивления, — предупреждал британский политик об уникальности и необратимости удобной международной ситуации для СССР. — К тому же и политика Сталина развилась за последние годы в этом направлении». Знаменательно, что Черчилль признавал позитивный характер действий советского политического и военного руководства. «Я не отказываюсь от надежды, — восклицает Черчилль, — что Россия сумеет использовать настоящий благоприятный момент! Германия сделала выбор и связала свою судьбу с Японией на пять лет. Расхождение между Германией и Россией может быть частью вызвано и коммунизмом, но, несомненно, относится и к территориальным претензиям Германии. Расхождение между Россией и Японией всецело относится к территориальным и империалистическим устремлениям». Черчилль таким образом дает понять и британским, и европейским политикам, и советскому руководству, что прекрасно осознает подлинную агрессивную сущность так называемого «Антикоминтерновского пакта», в рамках которого Германия и Япония, прикрываясь якобы борьбой против «русского коммунизма», на самом деле претендуют на российские территории. Здесь же Черчилль выражает также удовлетворение складывающимися враждебными советско-германскими отношениями. «Опасения в возможности соглашения между Россией и Германией в ущерб западным демократам, — пишет он, — значительно ослабели». И эту ситуацию британский политик выдвигает перед советским руководством в качестве дополнительного довода в пользу принятия выдвинутых им условий. «Тем более Русская республика должна была бы определить свое положение с несомненной ясностью, — со скрытым предостережением обращается Черчилль к руководству СССР. — В этом отношении ее свобода выбора значительно сузилась».
В контексте всего сказанного выше можно смело сделать вывод о том, что вряд ли отношение британской военной элиты к Красной Армии и ее руководству изменилось кардинальным образом после визита Тухачевского и посещения британской военной делегацией осенних маневров 1936 г. Правильнее было бы сказать, что оно, благодаря Тухачевскому, начало проявлять интерес к советскому военному руководству, как и к армии в целом.
Тем не менее был получен и определенный практический результат от миссии Литвинова — Тухачевского. В мае 1936 г. начались советско-английские переговоры о морских вооружениях, которые были продолжены в декабре того же года, а затем в 1937 г. С советской стороны в переговорах участвовали полпред И. Майский и военно-морской атташе Чикунский, с британской — помощник постоянного заместителя министра иностранных дел Крейги и начальник отдела планирования адмиралтейства Филипс. На заседаниях 20, 25 мая и 4 июня обсуждался вопрос о советской оговорке о Дальнем Востоке. СССР добивался права осуществлять строительство военно-морских сил для Дальнего Востока сверх намечавшихся лимитов, в связи с угрозой со стороны Японии. На встрече 20 мая «Крейги сделал предложение изменить соответствующую часть нашей ноты в том смысле, что наша оговорка в отношении Дальнего Востока входит в силу, если Япония на практике станет нарушать договорный лимит». В результате была достигнута устная договоренность, что англо-советское соглашение не будет лимитировать советские военно-морские силы на Дальнем Востоке до заключения специального морского соглашения между СССР и Японией. При этом СССР обязывался не проявлять инициативы в отношении внелимитного морского строительства. Но в случае инициативы Японии по осуществлению такого строительства СССР мог считать себя свободным от взятых обязательств. В связи с описанными выше обстоятельствами 27 мая 1936 г. на заседании Политбюро ЦК ВКП(б) слушали вопрос «О морских переговорах». По результатам обсуждения было принято постановление: «Послать в Лондон тт. Майскому и Чикунскому следующую директиву: «Лондон, Майскому, Чикунскому. Попытайтесь еще раз нажать на англичан и, если не пойдут на уступки, можете принять оговорку Крейги насчет возможного внелимитного строительства в Японии и заменить ею нашу оговорку о Дальнем Востоке».
Помимо советской оговорки о Дальнем Востоке, о которой шла речь ранее, на советско-английских переговорах важное место занимал вопрос о количестве разрешенных к строительству советских кораблей и калибре их орудий. 12 июня 1936 г. английская делегация предложила советской стороне согласиться на строительство двух линкоров с орудиями в 15 дюймов и 6–7 внелимитных крейсеров вместо полагавшихся 10. В связи с этим вновь заседало Политбюро ЦК и 27 июня 1936 г. заслушало вопрос «О морских переговорах
В ходе англо-советских переговоров об ограничении морских вооружений правительство СССР в конце декабря 1936 года выступило за созыв всех заинтересованных в морских вопросах держав. Это предложение было повторено британской стороне 5 января 1937 г., но британское руководство негативно отнеслось к созыву подобной конференции. 15 марта 1937 г. британский министр иностранных дел Иден передал Майскому меморандум, в котором, в частности, говорилось: «Правительство Его Величества считает необходимым со всей полнотой и откровенностью изложить Советскому Союзу свою точку зрения, ибо оно полагает, что крах англо-советских переговоров в вышеуказанных условиях может не только подорвать добрые отношения, существующие между обоими Правительствами, но также окончательно затормозить движение в пользу международного соглашения об ограничении морских вооружений, которое Правительство Его Величества стремилось всеми мерами реализовать». При этом британское правительство возлагало всю ответственность за срыв двусторонних переговоров на правительство СССР. Исходя из сложившейся ситуации, на заседании Политбюро ЦК 20 марта 1937 г. по вопросу «О морском соглашении» постановили: «Поручить Майскому сделать Идену следующее заявление: Сов- пра (советское правительство. — С.М.) по-прежнему считает наиболее соответствующим цели качественного и количественного мирского разоружения созыв морской конференции. Если, однако, британское правительство почему-либо не находит возможным или своевременным созвать такую конференцию, то совпра, ввиду настойчивой просьбы Идена, готово заключить соглашение на следующих условиях:
— подписывается только соглашение, но не предложенный английским правительством меморандум;
— совпра имеет право по собственной инициативе, независимо от германского правительства, построить 10 крейсеров с орудиями калибра, не превышающего 7,1 дюйм, причем за Германией остается такое же право по собственной инициативе, независимо от советского правительства, построить всего до 5 крейсеров, предусмотренных ст. 6-й проекта соглашения;
3) по вопросу об информировании Германией о внелимитных судах для Дальнего Востока и о распространении общей информации на малые корабли принимаются английские предложения».
Решение Политбюро шло навстречу британским пожеланиям. Майский изложил полученные им директивы в беседе с Иденом 23 марта. «Иден был чрезвычайно обрадован моим сообщением, — информировал Майский свое руководство в Москве. — Он глубоко благодарил Советское правительство за его решение и заявил, что это решение произведет великолепное впечатление в стране и несомненно благоприятно отразится на развитии англо-советских отношений».
Итак, несмотря на то что миссия Тухачевского в Великобритании и достигла определенных результатов, однако эти результаты можно было расценить главным образом как начальный этап движения к дружественному сближению двух стран и двух армий. Само движение оказывалось слишком медленным. Скепсис политических и военных кругов Англии в отношении Красной Армии в целом и в отношении ее высшего комсостава продолжал господствовать в их оценках. На самой ранней стадии оно оказалось к тому же прерванным так называемым «делом Тухачевского» и «большой чисткой» комсостава Красной Армии.
Я не буду далее вновь описывать перипетии пребывания Тухачевского в Париже и в целом во Франции с 10 по 19 февраля 1936 г. Об этом достаточно уже было сказано. В контексте настоящего сюжета мне представляется важным заострить внимание на тех его эпизодах, которые позволяют объяснить или хотя бы лучше понять последующие события, которые потом получили разные названия: «военный заговор», «военно-троцкистский заговор», «военно-фашистский заговор», «дело Тухачевского» и т. п.
Один из эпизодов, вроде бы прошедших незаметно на фоне почти триумфального визита Тухачевского во Францию, ярко, подчас восторженно освещавшегося французской прессой, это — статья в бело-монархическом «Возрождении» от 13 февраля 1936 г. под названием: «Красный маршал. К пребыванию Тухачевского в Париже». Автор подписался одним инициалом — «А». Впрочем, всем было известно, что за этим инициалом скрывается заместитель главного редактора газеты Николай Николаевич Алексеев, часто публиковавшийся под псевдонимом «Али-баба». Появление этой статьи позволяет считать, что во время своей поездки на Запад Тухачевский допустил в своем поведении нечто такое, что вызвало в Москве серьезные подозрения, если не полную уверенность в его политической нелояльности.
Во время визита Тухачевского во Францию в честь его начальник Генерального штаба французской армии генерал Гамелен дал обед. «Будучи во время войны военнопленным в Германии, — вспоминал генерал, — он (Тухачевский) наладил там отношения с некоторыми французскими офицерами. Я пригласил некоторых из них на обед — это обеспечило очень непринужденную атмосферу». Обед и встреча Тухачевского со своими приятелями, которых набралось 20 человек, состоялись в ресторане «Ларю» на улице Руаяль. Однако точная дата этого обеда не установлена.
В газете «Возрождение», внимательно следившей за пребыванием Тухачевского во Франции, указывалось, что генерал Гамелен дал в честь советского маршала «завтрак» утром 10 февраля 1936 г., т. е. сразу же после прибытия маршала в Париж (он убыл из Лондона 9 февраля). Следовательно, встреча Тухачевского с французскими офицерами, своими старыми товарищами по плену, на обеде состоялась уже после 10-го. На указанной встрече среди других его приятелей по плену присутствовал полковник граф Робьен, у которого он интересовался связями одного из руководителей РОВС генерала Скоблина с германскими спецслужбами. Вряд ли такой вопрос у Тухачевского мог возникнуть без какой-то предварительной информации, заинтриговавшей его означенными возможностями Скоблица, которого он прежде не знал.