1941–1945. Священная война
Шрифт:
Это было спасение для Любы. Она не знала, что сказать еще бабушке, чем ее утешить. А она первой утешила ее.
Любы долго не было. Возвратилась не одна. С ней запыхавшиеся от быстрой ходьбы женщины из «Трикотажного дома».
Поплакав, погоревав, принялись за изготовление носилок.
Когда клали Валентина на носилки, тётя Зина ходила вокруг и умоляла класть осторожно. Ей казалось, что сына кладут на носилки неаккуратно и причиняют ему боль. Она потеряла чувство реальности и не могла смириться, что его уже больше нет. Накрыв тёмным материалом, понесли. Сбоку шла тётя Зина, беспрестанно
Следом несли носилки с Петей.
За его мамой решили пойти вчетвером, чтобы меняться по дороге. С ней осталась одна из женщин.
Возвращались той же дорогой, где оборвалась мечта Валентина.
Слух о том, что Валентин погиб, быстро облетел «трикотажный дом». Когда его принесли, возле дома уже собрались соседи. Возле подъезда поставили носилки, сняли материал. Женщины зарыдали, размазывая по лицу слёзы. Валентина любили. Подождав немного, носилки внесли в квартиру. Торопились возвратиться за тетей Леной. Переложили тело на кровать и тихо, молча ушли, оставив неутешную мать со своим горем. Всю ночь она просидела возле сына, выплакав глаза.
Утром вышла на работу. В цеху старались кто как умел, утешить. Но какие утешения могли сравниться с горем матери?
Вдвоем с начальником цеха пошла к директору.
– Зина, я разделяю твое горе, ты прости, но и пойми меня. Нет у меня ни прав, ни возможностей освободить тебя на несколько дней от работы. Сейчас действуют законы военного времени. Единственно, что могу сделать для тебя, с сегодняшнего дня перевести временно на работу в ночную смену.
Ты просишь изготовить три гроба. На фабрике не осталось досок. Все отправлено в тыл. Походи по территории, по складам. Что-нибудь найдешь. Что касается сбить гробы, ни одного мужчины, кроме меня, на фабрике не осталось. Может быть в доме, среди знакомых найдется кто-то из пожилых мужчин, кто собьет их.
Зина, вот всё, чем могу тебе помочь. Больше у меня нет возможностей, – проговорил директор и тяжело вздохнул, осознавая, что не может оказать помощь матери, на которую свалилось самое большое горе.
Не все было вывезено с фабрики. Нашлись доски. Женщины из цеха после работы на своих плечах помогли перенести их к дому. В сарае сколотили три гроба.
Попрощаться с Валентином, Петей и его матерью пришли учительницы и ребята из их классов, соседи, кто в этот день не работал, товарищи. Не сдерживали слёз. Говорили шёпотом.
Тётя Зина вся в чёрном, в таком же платке на голове, сама почерневшая с глубоко запавшими глазами, не отходила ни на шаг.
В окрестной деревне нашли лошадь. На телегу поставили три гроба. Возница тронула вожжи. Телега заскрипела и застучала колесами по булыжной мостовой. За ней пошли одноклассники проводить их в последний путь.
А в это время доносились со стороны Дмитрова разрывы снарядов. Там гибли люди, много людей и в этом была чудовищная несправедливость. Человек не рождается для того, чтобы погибать на фронте или в тылу, как Валя, Петя и его мама.
Глава 25. Второй класс
1-е сентября 1942 года было прошлогодним повторением. У входа в школу также стояла Ольга Васильевна, отправляя всех внутрь здания по классам.
Перед
– Садитесь, – разрешила она.
Она подошла к окну, чтобы ее было лучше видно. Класс замер. В нависшей тишине, ее голос прозвучал отчетливо, хотя сказано это было не громко.
– Сегодня мы переживаем тяжелую утрату. Не будет больше с нами Шурика Мошкарова. Он погиб. Давайте почтим его память вставанием.
Задвигались парты, крышки. Все встали, опустив глаза, стараясь не смотреть друг на друга. Стояли молча, не шелохнувшись.
– Садитесь, – сказала Анна Фоминична и продолжила. – Летом Шурик вместе с мамой был у бабушки в деревне рядом с военным аэродромом. С товарищами часто ходил на аэродром понаблюдать, как взлетают и садятся самолеты. Его мечтой было стать летчиком. До аэродрома ходили лесом. Недалеко от аэродрома нашли неразорвавшуюся авиационную бомбу. Стали ее раскручивать. Она взорвалась. Погибли все, кто с ним был. Погиб и наш Шурик.
И это ни одна трагедия в нашей школе. Летом на противотанковой гранате погибли Валя Калабухов и Петя Чижов, которых, я думаю, вы знали.
Должна предупредить вас. Если нашли в лесу, на огороде мину, гранату, снаряд, не берите их в руки, не прикасайтесь к ним. Это смертельно опасно. Они в любой момент могут взорваться. В связи с этими трагическими событиями, – продолжила Анна Фоминична, – Ольга Васильевна во втором и третьем классах отменила занятия. Можно расходиться по домам.
Потрясенные, стараясь не шуметь, молча вышли из-за парт и окружили нашу учительницу. Она обняла Тоню Давыдову и Валю Часовикову. Так стояли мы несколько минут перед тем, как разойтись по домам.
Через несколько дней Анна Фоминична пересадила ко мне Гену Романова. Он жил на той же улице, где и я недалеко от нашего дома. По натуре тихий, спокойный, серьезный не по годам. В отличие от него, я был непоседлив, менее внимателен, порой мимо ушей пропускал объяснения. Учился он лучше меня и я стал частенько списывать у него домашние задания.
У меня был друг Костя Овчинников на два года моложе. В школу он должен был пойти на следующий год, но ему очень хотелось побыть на уроке.
Я предложил ему пойти со мной. Сел с ним на последнюю парту. Когда в класс вошла Анна Фоминична, все встали. Встал и Костя.
– Садитесь. А это что у нас за новый ученик? – удивилась она.
– Анна Фоминична, это мой друг. В следующем году он пойдет в первый класс, но ему очень хочется побыть на уроке и я взял его.
– Как тебя зовут? – спросила она «новичка».
Я подтолкнул товарища и он встал.
– Костя, – ответил он.
– Костя, если тебе очень хочется посидеть на уроке, оставайся, только не шуми. Можешь садиться, – разрешила Анна Фоминична. – Елисеев, сходи на кухню, где режут хлеб и передай мою просьбу положить на один кусок больше.