1941 год глазами немцев. Березовые кресты вместо Железных
Шрифт:
В период с 1 октября по 15 ноября число советских танков на Западном фронте русских увеличилось с 450 до 700. Кроме того, в конце ноября Ставка перебросила на угрожаемые участки дополнительно 11 стрелковых и 7 кавалерийских дивизий, 4 стрелковых бригады, авиадесантный корпус, а также танковые и специальные подразделения. Началось формирование новых армий: 28-й, 39-й, 58-й, 60-й и 61-й [65] . Всего с начала войны насчитывалось 194 вновь созданных дивизии и 94 бригады. В этой связи следует упомянуть, что Красная Армия к началу войны располагала 291 дивизией.
65
С 1 декабря 1941 г. до апреля 1942 г. 28-я армия находилась в резерве Ставки ВГК. 39-я армия, сформированная в ноябре, с 22 декабря участвовала в Калининской операции. 58-я армия участия в битве за Москву не принимала,
Советская разведка на основании данных, представленных Рихардом Зорге, имела все основания считать, что Япония не вступит в войну на востоке страны, что, в свою очередь, позволило перебросить из Сибири на западные участки фронта значительное число живой силы и техники. И хотя вновь прибывшим соединениям и частям лишь предстояло обретать боевой опыт, хотя артиллерийские и танковые части нуждались в основательном пополнении, это были свежие силы. И они готовились нанести контрудар, чтобы отбросить врага, сумевшего забраться так далеко.
Глава 15
Кремлевские башни
«До взятия Москвы оставались считаные дни. В ясные, холодные дни башни города были видны невооруженным глазом».
Flucht nach vorn— отчаянный рывок вперед немцев на Москву основывался на вере в то, что советские вооруженные силы разгромлены. Гальдер напоминал фон Боку: «Противник тоже не имеет резервов в тылу и в этом отношении наверняка находится в еще более худшем положении, чем мы. В настоящий момент обе стороны напрягают свои последние силы, и верх возьмет тот, кто проявит большее упорство». Но упорство немецких солдат объяснялось исключительно стремлением поскорее закончить кампанию, и ничем другим. Не будучи в курсе истинного положения дел, они инстинктивно чувствовали, что «наверху» принято «решение» овладеть Москвой, а лично для них упомянутое решение в случае успеха означало возможность передохнуть, получить кров над головой, пусть временный, а затем, глядишь, и войне конец. Тема Москвы стала доминирующей в письмах с фронта, дневниках и донесениях.
Время и расстояние измерялось близостью к советской столице.
Фон Бок 21 ноября досадовал, что «наступление не обладает необходимой глубиной. По числу дивизий, если мыслить чисто штабными категориями, соотношение сил вряд ли менее благоприятно, чем обычно». Ужасны, по мнению генерал-фельдмаршала, последствия потерь личного состава, «…отдельные роты насчитывают от 20 до 30 человек…» Боеспособность войск существенно снизилась и в результате потерь среди офицерского состава: «громадные потери командного состава и усталость личного состава, да еще жуткие морозы в придачу — все это кардинально меняет картину». Алоис Кельнер, курьер, постоянно сновавший из дивизии в дивизию под Наро-Фоминском, в 70 километрах от Москвы, был полностью в курсе обстановки на этом участке фронта. «Замерзшие тела убитых немецких солдат штабелями уложены вдоль дорог, как бревна, — делится Кельнер впечатлениями. — В каждом таком штабеле человек по 60–70». Резко возросли потери среди офицеров. «Наиболее ощутимы потери среди командного состава. Многими батальонами командуют лейтенанты, один обер-лейтенант командует полком…» — подтверждает и фельдмаршал фон Бок.
Командир танка Карл Рупп вспоминает «последнюю атаку в каком-то лесочке». Их подразделение наступало в составе 5-й танковой дивизии в 25–30 километрах от Москвы.
«Впереди двигались два танка Pz-II и два Pz-III. Замыкал колонну еще один Pz-II, в центре следовали автоматчики. Головной танк был подбит, экипаж погиб на месте. Я находился во втором. Пробиться не было никакой возможности, и нам пришлось повернуть назад».
Бывали случаи, когда немцы добирались до трамвайных остановок в пригородах Москвы [66] . По ночам они с любопытством наблюдали, как советские зенитки обстреливают появлявшиеся над Москвой немецкие бомбардировщики.
66
В истории битвы за Москву подобные случаи не зафиксированы. —
Описанные танковые атаки на самом деле представляли собой скорее разведку боем. Наступление немцев отличала одна особенность: небольшое продвижение вперед за счет кратковременных беспокоящих, но ожесточенных атак. И немцы, и русские, похоже, плохо представляли себе общую обстановку. Герд Хабеданк, стоявший как-то в охранении у одной из лесных дорог вместе с другими пехотинцами, «внезапно услышал гул танковых двигателей. Со стороны нашего тыла на нас неслись русские танки». Три советских «тридцатьчетверки» пронеслись мимо поста охранения, окатив всех снегом. «К броне танков, — продолжает Хабеданк, — прижимались скрюченные фигуры русских пехотинцев. Видимо, они хотели таким образом прорваться к Москве». Немцы открыли беспорядочную стрельбу, и несколько человек русских свалились в снег. «Потом последний танк… въехал в воронку от снаряда, и тут в него угодил противотанковый снаряд. Но танк, как ни в чем не бывало, уполз прочь по узенькой дорожке и вскоре исчез из виду за деревьями, выплюнув синие клубы дыма». Один немецкий танк Pz-III тут же встал в засаду. Первой его жертвой стал русский бронетранспортер, тоже направлявшийся в сторону Москвы. В результате прямого попадания бронетранспортер был подбит и съехал с дороги. При осмотре машины выяснилось, что на спидометре всего 476 пройденных километров. «Видимо, они его только что получили», — свидетельствует Хабеданк.
Эти атаки из засады у пригородов Москвы отличались крайней ожесточенностью. Слишком многое было поставлено на карту. Петер Пехель, корректировщик артиллерийского огня, вместе с группой танков направлялся к Волоколамску, расположенному в 60 километрах от Москвы [67] . Ему, как и его товарищам, было явно не по себе — от волнения у них началась чуть ли не «медвежья болезнь». «Удастся нам сегодня или нет?» — не давала покоя мысль.
На том же участке действовали несколько танков Т-34 и БТ из 1-й гвардейской танковой бригады М.Е. Катукова [68] . Им была поставлена задача устроить засаду вдоль той же дороги, в поддержку были приданы два батальона — пехотный и противотанковый. «По дороге ползла четверка немецких танков, — вспоминает Катуков. — И тут наши «тридцатьчетверки» из засады открыли по ним огонь».
67
Автор постоянно путает хронологию событий. Древний русский город Волоколамск находится в 129 км к северо-западу от Москвы, и советские войска оставили его после четырехдневных боев 28 октября 1941 г. — Прим. ред.
68
Еще один пример путаницы, которую допускает автор. В октябре 1941 г. М.Е. Катуков командовал 4-й танковой бригадой, которая действовала в р-не г. Мценска (49 км к северо-востоку от г. Орла). 11 ноября бригаде было присвоено звание 1-й гвардейской танковой, а в район Кубинки под Москву ее перебросили в середине ноября. — Прим. ред.
Едва их танковая колонна оказалась под обстрелом с нескольких направлений, как «начался самый настоящий ад», свидетельствует Пехель. Беспорядочно маневрируя, немецкие танки оказались прямо под огнем русских противотанковых орудий. «Они подожгли головную машину, — продолжает Пехель, — затем снаряд попал в башню шедшего передо мной танка». Так и не успев открыть огонь, был подбит и танк Пехеля.
«Вдруг как грохнет. И я ничего не вижу — искры из глаз. И тут я ощутил два резких толчка — в правую руку и левое бедро. Мой радист как завопит: «Мы подбиты!» И вдруг тишина, ни звука в нашем танке — совершенно жуткая тишина. И тут закричал уже я: «Все наружу! Быстро!» И стал выбираться из машины».
Из дымящейся груды металла удалось спастись лишь им двоим. Пехель, оглядевшись, заметил, что подбито уже пять их танков. Часть экипажей погибла в машинах, тела остальных лежали на снегу рядом с застывшими в неподвижности танками. Броня по правому борту была снесена 76-мм снарядами орудий Т-34. «Превозмогая боль в правой руке и бедре, я привалился к танку, — продолжает рассказ Пехель. — И лицо заливала кровь, я даже видеть не мог». Вскоре кровь из раненого бедра Пехеля багровой ледышкой застыла на броне. Вокруг творился ад. «Кое-кто успел получить несколько ран», — рассказывает он. Вскоре и сам Пехель потерял сознание от болевого шока и потери крови.
«Командир танка, стоявшего рядом с моим, получил пулю в голову, и я видел, как у него по лицу мозги растекались. А он все продолжал бегать кругами, крича: «Мама! Мама!» И тут на его счастье его свалила другая пуля или осколок».
Из леса выбегали русские, они заметили Пехеля. Он, сквозь пелену оцепенения, стал понимать, что сейчас произойдет.
«Боже мой! Всего-то пару дней назад я видел их жертвы, ребят из нашей роты. Видел эти выколотые глаза, отрезанные половые органы, до неузнаваемости изуродованные лица. Нет уж, лучше смерть сразу, чем такое!»