1941 год глазами немцев. Березовые кресты вместо Железных
Шрифт:
С резким ухудшением погодных условий существенно уменьшилась и оказываемая авиацией поддержка. Свою лепту внесли и перебои с подвозом горючего для самолетов. 7-й воздушный флот перешел под командование генерал-лейтенанта барона фон Рихтгофена. Отныне он осуществлял поддержку с воздуха сухопутных войск группы армий «Центр». Это произошло в связи с переброской 2-го воздушного флота во главе с его командующим генерал-фельдмаршалом Кессельрингом в Италию для поддержки операций стран «оси» на севере Африки и на Средиземном море. Штаб воздушного флота Рихтгофена переместился из Смоленска в Емельяново, в 125 километрах от Москвы. Проблемы с войсковым подвозом обострились настолько, что немцы были вынуждены прибегнуть к переброске всего необходимого по воздуху. Естественно, горючее для самолетов наряду со многим другим не всегда доставлялось вовремя. «Весь участок Ржев — Калинин был небезопасным, — свидетельствует сам Рихтгофен, — из-за того, что там нередки были атаки
Зима сильно урезала возможности германских ВВС, вынудив их сократить число боевых вылетов. В ноябре месяце 2-я авиаэскадра пикирующих бомбардировщиков докладывала: «Зимние метеоусловия, слякоть и непогода. Только пикирующие бомбардировщики с высоты в 100 метров атакуют пытавшиеся ударить во фланг 110-й пехотной дивизии советские танки». 7 ноября 1941 года температура понизилась до 20 градусов мороза, что вызвало отказ двигателей Ю-87. Командир авиаэскадры майор Хозель отмечает в военном дневнике: «Несмотря на все усилия, предпринимаемые нами, мы можем организовать не более одного вылета в несколько дней». В результате 13 ноября была проведена лишь одна атака силами пикирующих бомбардировщиков, вторая только 18 ноября, затем еще вылеты 26 и 28 ноября, то есть четыре боевых вылета за две недели. К ним следует добавить еще один, состоявшийся в конце месяца боевой вылет в поддержку 4-й танковой группы, действовавшей на участке в 20 километрах от северо-западных пригородов Москвы. Поддержка с воздуха сухопутных сил вермахта практически прекратилась в начале декабря, когда морозы достигли минус 30 градусов. Обер-лейтенант Ганс Рудель, пилот пикирующего бомбардировщика, вспоминает, как «в результате резкого похолодания до минус 40 градусов замерзла даже смазка. Все бортовые пулеметы заклинило». И подводит печальный итог: «Борьба с холодом была ничуть не легче, чем с противником». Неровные взлетные полосы полевых аэродромов, с которых действовали самолеты люфтваффе, не шли ни в какое сравнение с качеством взлетных полос постоянных аэродромов базирования русских под Москвой. Согласно советским источникам всего за трехнедельный период с 15 ноября по 5 декабря 1941 года русские ВВС совершили 15 840 боевых вылетов, тогда как люфтваффе лишь 3500, то есть почти в пять раз больше.
Лейтенант артиллерии Георг Рихтер из 2-й танковой дивизии постоянно упоминает в своем военном дневнике о воздушных атаках русской авиации. Своего пика они достигли к концу ноября, совпав по времени со снижением активности люфтваффе. 26 ноября он записывает: «Прилетел целый рой русских самолетов, а наши можно было пересчитать по пальцам!» Запись следующего дня: «Русские господствуют в воздухе». Тем же духом пронизаны записи от 29 ноября, от 2 и 3 декабря. В результате каждой такой атаки погибали артиллеристы и уничтожались артиллерийские тягачи или грузовики. Возросшая активность советской авиации негативно влияла на боевой дух солдат вермахта. Атаки русских с воздуха стали более эффективными зимой, поскольку заснеженные обочины и ставшие недоступными придорожные кусты и перелески не позволяли быстро съехать или сбежать с дороги. Войска Восточного фронта с наступлением зимы все чаще использовали конную тягу вместо тягачей при переброске моторизованных дивизий. Немецкий пехотинец оказался совершенно не готов воевать в таких климатических условиях. Морозы, доходившие раньше до 20 градусов ниже нуля, крепчали. Зима 1939/40 года на Западном фронте тоже была довольно суровой, но тогда имела место так называемая «странная война». Здесь же не нашлось такого количества протопленных бункеров, где можно отсидеться до весны. Ефрейтор Йоахим Кредель из 9-го Потсдамского пехотного полка наивно полагал, что с первыми зимними вьюгами война замрет — «дескать, кто станет воевать по пояс в снегу?» Он заблуждался, как заблуждались почти все его товарищи. В подобных погодных условиях, проявись они паче чаяния в Германии, их давно загнали бы в казармы, где они спокойно дожидались бы потепления. Никакой боевой подготовки в такие морозы не проводилось. 21 октября 1941 года один унтер-офицер из зенитного полка писал домой:
«Сколько мы еще пробудем здесь, зависит от того, как пройдет эта операция. Разумеется, самым лучшим было бы, если бы нас погрузили в вагоны да отправили в Германию. Но, возможно, придется и зимовать здесь. Этого мы не знаем».
Другой унтер-офицер из 167-й пехотной дивизии рассказывал о «самых разнообразных слухах». Говорили разное, «кое-кто утверждал, что нас уберут отсюда еще до Рождества, другие убеждали, что мы будем зимовать в Рязани, в 150 километрах от Тулы». В любом случае «к Рождеству мы отсюда уберемся». Все эти слухи косвенно подтверждали, что кампания в текущем году не завершится. Унтер-офицер из транспортного батальона писал домой в первых числах ноября:.
«Никто не может понять, почему мы так и не получили зимнего обмундирования… Мне кажется [французы],
Все даже самые наилучшие штабные решения всех связанных со снабжением вопросов разбились о зимние холода и непредсказуемые события. Все дневниковые записи, да и официальные документы летнего периода указывают на то, что в штабах все же готовились к предстоящей зиме. Исход кампании сомнению не подвергался, однако планировалось, что по завершении операции «Барбаросса» на территории России останутся примерно 56 дивизий оккупационных войск. Две трети войск намечалось вернуть в рейх, оставив все лишнее вооружение оккупационной армии, остающейся на зимних квартирах. К началу сентября штабисты уяснили, что число составов, необходимых, чтобы доставить обмундирование для 750 000 человек и корм для 150 000 лошадей, необходимо увеличить как минимум на 50 %. И лишь в середине декабря до всех, наконец, дошло, что огромной массе войск вермахта придется не только зимовать в России, но и участвовать в интенсивных боевых действиях в суровых климатических условиях.
Германской экономике оказалось не под силу решить столь внезапно возникшую новую задачу. Генерал-квартирмейстер вынужден был задействовать в рейхе и на оккупированных территориях ряд дополнительных производственных мощностей для срочного производства 252 000 полотенец, 445 789 комплектов теплого нижнего белья и 30 000 белых маскхалатов. В рейхе развернулась пропагандистская кампания по сбору теплой одежды и лыж для войск Восточного фронта. Из Германии в Россию срочно направлялись груженные зимней одеждой поезда, причем в пути следования им обеспечивалась «зеленая улица», даже за счет задержки составов с боеприпасами и горючим. Однако из-за холода и действий партизан и эти составы добирались до мест назначения с огромными задержками.
В германском Еженедельном кинообозрении часто показывали, как утепляются солдаты вермахта. На самом деле положение с зимней одеждой было катастрофическим
На фронте дела обстояли катастрофически. «Все кругом только и думали, где отхватить себе что-нибудь потеплее, — рассказывал артиллерист Ганс Мауэрман, воевавший под Ленинградом. — У русских отбирали простыни и постельное белье, чтобы пошить из них хоть какое-то подобие маскхалатов». Отчаянно не хватало белой краски для перекрашивания в маскировочный цвет касок, приходилось выходить из положения с помощью мела, разведенного в воде. «Вот чем обернулась наша неготовность к зиме», — заключает он. В летнюю жару многие солдаты вермахта укоротили нижнее белье, кальсоны. И теперь горько сожалели о своем легкомыслии — с середины ноября оттепели и заморозки сменились устойчивыми морозами. Зима началась.
В среднем амплитуда зимних температур колебалась от минус 8 до минус 22 градусов, иногда чуть больше, иногда меньше. 24 ноября в распоряжение группы армий «Центр» прибыло составов больше обычного. Эти составы привезли первую партию долгожданного зимнего обмундирования.
Но теплые шинели получила лишь пятая часть военнослужащих. А тыловикам и вовсе ничего не полагалось. Водитель русского танка Вениамин Ивантеев, служивший на центральном участке фронта, писал 17 ноября: «Немцы все еще ходят в летних шинельках». К ним в плен попал «18-летний мальчишка-солдат, худой, грязный, голодный». На допросе он рассказал все, даже показал нужное на карте. Когда его все же решили отпустить, этот немец ни за какие блага не хотел возвращаться к своим. Мол, «для него война была окончена». Так что уж лучше «попасть в плен, но выжить, чем тебя свои расстреляют».
«Ледяной ветер хлестал в лицо, — вспоминал пулеметчик Вальтер Нойштифтер, — покрывая инеем ресницы, брови». Холод проникал повсюду. Из-за морозов отказывали автоматы и пулеметы, не заводились двигатели грузовиков и танков. «Снова мороз, — констатировал лейтенант Георг Рихтер 5 ноября 1941 года. — Продолжится ли эта кампания?» Налипшая в оттепель на орудийные лафеты грязь на морозе каменела, и тащить орудия не представлялось возможным. Еще хуже было рыть траншеи на пятнадцатиградусном морозе, земля промерзала на 20 см вглубь, а «находиться на морозе без перчаток и без теплых шапок было самоубийством», — продолжает Рихтер. В 16 часов уже темнело. 14 ноября генерал Гудериан сделал заключение:
«14 ноября утром я посетил 167-ю пехотную дивизию и беседовал со многими офицерами и солдатами. Снабжение войск плохое. Не хватает белых маскировочных халатов, сапожной мази, белья и, прежде всего, суконных штанов. Значительная часть солдат одета в штаны из хлопчатобумажной ткани, и это — при 22-градусном морозе! Острая необходимость ощущается также в сапогах и чулках».
После этого Гудериан отправился на участок 112-й дивизии, «…где увидел ту же картину. Наших солдат, одетых в русские шинели и меховые шапки, можно было узнать только по эмблемам».