1942 - 94
Шрифт:
– А-а! Вот ты и пожаловал, - произнес хозяин кабинета, глядя в окно.
– А мы тебя уже заждались.
Он так и не обернулся, стоя спиной к посетителю. Почему-то, Серову представилось, что человек этот имеет глаза на затылке, хотя, с ним все было возможно.
– Как только...
– Дело сделал?
– Обижаете, Лаврентий Палыч, - страх неожиданно улетучился, оставив место непонятной тоске и дикому желанию хлебнуть коньяка. Граммов так двести. За раз.
– Как всегда, все по инструкции.
–
– ОН ничего не спрашивал?
– Нет, просто принял к сведению.
– Это хорошо, - еще раз повторил тот.
Повисла пауза.
– Какие будут инструкции?
– решился разорвать ее Серов, стараясь быстрее завершить тягостную аудиенцию.
– Пока - никаких, - задумчиво произнес Берия.
– Дальше - моя забота. Отдыхайте. И ждите инструкций. Свободны!
Серов, словно пробка из бутылки шампанского вылетел из высокого кабинета, не забыв при этом одарить строгую секретаршу воздушным поцелуем. Та в ответ только рукой махнула, давно привыкнув к подобным типам.
С легким сердцем и чувством выполненного долга, Серов выкатился на улицу и, указав шоферу ехать к ЦУМу, расслабился на заднем сиденье.
Чем ближе 'Паккард' подъезжал к универмагу, тем мрачнее становились мысли пассажира: в душе завелся пока еще маленький, но очень прожорливый червь сомнений. Что будет, когда миссия закончится? Ответ на этот вопрос напрашивался сам собой, стоило вспомнить, с кем имел дело. От этих мыслей по спине пробежал неприятный холодок. Ситуация. Выход из нее только один - обезопасить себя. Но как? На хороший вопрос, должен быть такой же ответ, вот только, пока, его не было. Мозг работал словно ЭВМ, но безрезультатно.
Все решают связи: выше головы не прыгнешь, - не искать же защиты у САМОГО. Бред сивой кобылы, и дорога в ГУЛАГ. Хотя, лучше туда, чем в вечность. Самый верный вариант свалить из этого паскудного времени, но, найдут и в будущем, и приговор будет куда суровей - пулю в голову и тело в канаву. Когда в игре большие бабки - даже "ферзя" не жалко, не говоря о "пешках". А он, хот и не "пешка", но даже и не "офицер". Так "конь" - работяга смутного времени.
Данные измышления настроения Серову не добавили, и вместо привычной бутылки коньяка, он взял две. Пить, так пить.
За этими мыслями доехали до дома. Отпустив шафера на несколько дней, он поднялся по черной лестнице, проигнорировав лифт: не хотелось встречаться с соседями, видеть их слащавые лица и пустые глаза. Напиться в одиночестве - вот главный план сегодняшнего вечера.
По воле случая ему не суждено было сбыться.
Глава седьмая.
Украина. 1942 год.
Поначалу ему показалось, что он умер и попал в рай? Ибо, только в раю могло так ярко светить солнце, и так радостно и беззаботно щебетать птицы. Или он забыл, как есть на самом
Иван открыл глаза и, не поверил своим глазам: его окружали стройные березки, окутанные свежей зеленой листвой, источавшие аромат, от которого кружилась голова и в душе образовывался мир и покой. Разномастные букашки мельтешили перед глазами, занятые своими немудреными делами, и хотелось лежать так вечно и ни о чем не думать.
Он дома, и эта мысль была единственной и самой счастливой.
– Ну, чего болезный разлегся?
– неожиданный вопрос вернул его на грешную землю.
– Вставай, давай!
Вороненая сталь охотничьей двустволки уперлась в нос, закрывая обзор, но, все же, он смог рассмотреть обладателя грозного оружия: мужичок - лет семидесяти, одет по-простому: в рваные холщевые штаны, и такую же рубаху; на седой голове - картуз с лопнувшим в нескольких местах козырьком. Типичный пролетарий.
Сей факт, несколько успокоил Наумова.
– Ты чего дед, - отодвигая ствол ружья в сторону от лица, спросил он.
– Белены объелся?
– Какой я тебе дед, вражина!
– парировал тот, возвращая ствол на исходную позицию.
– Развелось вас здесь, немчуры поганой, а все туда, по-русски разумеют.
При этих словах внутри все перевернулось - неужели он промахнулся, и все начнется заново? Верить в это не хотелось, но, все же набравшись смелости, он спросил:
– Скажи-ка мне дед, какой нынче год на дворе?
Собеседник явно не ожидая такого вопроса, несколько замешкался с ответом, затем явно что-то сообразив, сурово насупил брови и поинтересовался:
– А тебе зачем, вражина, с толку меня сбить хочешь?
С толку - не с толку, но, с ног деда пришлось сбить отработанным приемом - мало ли дрогнет рука у старика? Поминай потом, как звали.
Когда старая двустволка оказалась в его руках, Иван взял опешившего деда за грудки рваной рубахи и снова спросил:
– Так какой все-таки год нынче, дедуля?
– Тысяча девятьсот сорок второй, от рождества христова, - испуганно доложил тот, подозревая, что смерть его не минуема.
– Не боись, дед, ничего я с тобой не сделаю, - успокоил его Наумов, ослабляя хватку.
– Вот только извини, но ружьишко твое - я с собой прихвачу. Оно мне нужнее будет.
– Так оно не заряжено вовсе...
– Партизан, блин, - выругался тот на эту новость, переломив ружье, и удостоверившись, что патронов в нем и в самом деле нет.
– Чего ты тогда на меня с пустым 'стволом' попер?
– На испуг взять хотел.
– Неужели я на врага похож?
– А хрен вас знает, - зло бросил дед.
– С виду все одинаковы, вот только форма твоя подозрительной показалась. Нету такой в Красной армии.
Только сейчас до Ивана дошло, что и в самом деле, одетый в камуфлированный немецкий комбинезон, он не походил на советского бойца, если только на партизана.