1974: Сезон в аду
Шрифт:
— Мне надо позвонить матери, — сказал я. Сержант Фрейзер поднял глаза:
— Что?
Я стоял в дверях, держа в руке его ключи.
— Какая — твоя?
— Желтая «макси», — ответил он. Я открыл дверь.
— Ну, пока.
— Пока.
— Спасибо, — сказал я так, словно видел его в последний раз.
Я закрыл дверь в комнату 27 и пошел через стоянку к желтой «макси», припаркованной между двумя грузовиками компании «Финдус».
Я выехал на дорогу и включил радио: Ирландская республиканская
Было почти восемь, когда я припарковался у высокой стены, окружавшей Тринити-Вью.
Я вышел из машины и пошел к воротам.
Они были открыты. На елке все еще горела белая гирлянда.
Я посмотрел через газон на входную дверь.
— Черт! — закричал я во весь голос и побежал по подъездной дорожке к дому.
Посреди дорожки стоял «ровер», врезавшийся в зад «ягуару».
Я начал срезать прямо по траве, поскальзываясь на холодной росе.
Миссис Фостер, одетая в шубу, стояла, наклонившись над каким-то кулем, лежавшим на газоне перед входной дверью.
Она кричала.
Я потянулся к ней, обхватил ее руками.
Она рвалась во все стороны, дергая руками и ногами, а я пытался оттолкнуть ее назад, назад к дому, подальше от того, что лежало на газоне.
И тут я увидел его. Я рассмотрел его как следует.
Жирный и бледный, связанный по рукам и ногам черным проводом, обмотанным вокруг его шеи, он был в одних грязных белых трусах. Волосы отсутствовали, растерзанный скальп был кроваво-красным.
— Нет, нет, нет! — кричала миссис Фостер.
Глаза ее мужа были широко открыты.
Миссис Фостер, в мокрой от дождя шубе, еще раз рванулась к телу.
Я перехватил ее руку, не отрывая взгляда от Дональда Фостера, от его дряблых белых ног, по которым стекала грязь, от коленей, вымазанных кровью, от треугольных ожогов на спине, от его разбитой головы.
— Идите в дом! — заорал я, крепко держа ее и проталкивая через входную дверь.
— Нет, накрой его!
— Миссис Фостер, пожалуйста…
— Пожалуйста, накрой его! — Она рыдала, пытаясь высвободиться из шубы. Мы были в доме, у подножия лестницы.
Я толкнул ее на нижнюю ступеньку.
— Подождите здесь.
Я взял шубу и вышел обратно на улицу.
Я уложил мокрую шубу на Дональда Фостера.
Я вернулся в дом.
Миссис Фостер по-прежнему сидела на нижней ступеньке.
Я наполнил два стакана виски из хрустального графина, найденного в гостиной.
— Где вы были? — Я подал ей большой стакан.
— С Джонни.
— А где Джонни сейчас?
— Я не знаю.
— Кто это сделал?
Она посмотрела на меня снизу вверх.
— Я
— Джонни?
— О господи, конечно нет.
— А кто же тогда?
— Я же сказала, что не знаю.
— Кого вы сбили той ночью на Дюйсбери-роуд?
— Что?
— Кого вы сбили на Дюйсбери-роуд?
— А что?
— Скажите мне.
— Нет, это ты мне скажи, какое это имеет теперь значение?
Падая, цепляясь, пытаясь удержаться. Говоря, будто мертвые жили, а живые умерли:
— Мне кажется, что человек, которого вы сбили, — это убийца Клер Кемплей, а тот, кто убил Клер, убил и Сьюзан Ридьярд, а тот, кто убил ее, — убил Жанетт Гарланд.
— Жанетт Гарланд?
— Да.
Ее орлиные глаза вдруг исчезли. Вместо них на меня смотрели большие черные глаза панды, полные слез и тайн, тайн, которые она больше не могла хранить.
Я показал рукой на дорожку:
— Это был он?
— Нет, господи, конечно нет.
— А кто?
— Я не знаю. — Ее руки и губы дрожали.
— Вы знаете.
Она еле держала стакан, проливая виски на платье и ступеньки.
— Я не знаю.
— Нет, знаете, — прошипел я и оглянулся на тело, обрамленное дверным проемом вместе с этой несчастной гигантской елкой.
Я сжал кулак, насколько мог, и повернулся, занося руку.
— Скажи мне!
— Не трогай ее, мать твою!
На верхней ступеньке лестницы стоял Джонни Келли, выпачканный грязью и кровью, с молотком в здоровой руке.
Патриция Фостер была так далеко отсюда, что даже не оглянулась на него.
Я попятился к дверям.
— Это ты его убил?
— Он убил наших Полу и Джени.
Желая, чтобы он был прав, но, зная, что это не так, я сказал ему:
— Нет, это не он.
— А ты-то, хер, что об этом знаешь? — Келли начал спускаться по лестнице.
— Это ты его убил?
Он шел вниз по ступенькам, глядя прямо на меня, со слезами на глазах и щеках, с молотком в руке. Я сделал еще один шаг назад, видя в этих слезах слишком многое.
— Я знаю, что это — не ты.
Он шел, слезы катились.
— Джонни, я знаю, что ты сделал кое-что плохое, кое-что ужасное, но я знаю, что этого ты не делал.
У подножия лестницы он остановился, молоток замер в нескольких дюймах от волос миссис Фостер.
Я пошел ему навстречу.
Он уронил молоток.
Я поднял его и вытер грязным серым носовым платком, как злодеи и продажные легавые в сериале «Коджак».
Келли смотрел на ее волосы.
Я выпустил молоток из рук.
Он начал гладить ее по волосам, дергая их все сильнее. Чужая кровь склеивала и путала кудри.
Она не шелохнулась.
Я оттащил его в сторону.
Я больше не хотел ничего знать. Я хотел купить наркотиков, выпивки и убраться отсюда к чертовой матери.