Шрифт:
– Одна вера, один народ, один государь. Прекрасная формула - чеканная и весьма доступная для понимания... Разве что с первой частью будут трудности. М-да. Может, заменить на - один язык?
Вздохнув, Дмитрий покинул свое рабочее место и проследовал в Опочивальню - но не на ложе, а за маленький столик у дальнего окна, на котором его внимания дожидались купленные в далекой Персии старинные труды арабских (и не только) мыслителей и летописцев. Завернутые в бархат рукописи приехали из Казвина в Москву вместе с Великим посольством, немного отлежались в доме торгового гостя Тимофея Викентьева - а затем с подходящей оказией отправились в Вильну.
–
Отложив в сторону ветхий (зато полный!) список "Китаб-аль-Булдан" за авторством малоизвестного арабского географа, страстный коллекционер нежно огладил высокую стопку из восьми рукописей. Все они и вышли из-под каляма одного и того же автора (хотя по их внешнему виду и разному размеру это трудно было заподозрить), причем семь трактатов из восьми давно уже считались неимоверно редкими - а лет этак через двести их и вовсе запишут в безвозвратно утраченные. Восьмая же, составленная начальником почт северной Персии Ибн Хордадбехом для наследника трона династии Аббасидов, была особенно ценна - тем, что появилась на свет во времена молодости легендарного ныне Рюрика.
– Оригинал "Китаб ал-масалик ва-л-мамалик". Долго же я за тобой охотился, Книга путей и стран!
Однако сладостное пиршество чтения государь Московский начал не с нее - а с десяти рукописей в некогда дорогой обложке. Остатки позолоты на обрезах велени , зияющие пустотой погнутые и исцарапанные оправы драгоценных камней, застежки и уголки из полированной бронзы, местами замененные на дешевую медь... Впрочем, не смотря на свой довольно-таки невзрачный вид, полное собрание "ал-А"лак ан-нафиса" обошлось торговому гостю Тимофею Викентьеву в треть своего немалого веса серебром. И это после долгого и на диво упорного торга!
– Книга драгоценных ожерелий. Или все же правильнее - Дорогие ценности?
Бережно раскрыв первый том древней энциклопедии, написанной шесть веков назад ученым и философом Абу-Али Ахмед ибн-Омаром, новый хозяин осторожно потянул носом воздух. Мало ли? Страницы некоторых трактатов содержали не только выцветшие от времени чернила, но и яд. Как правило, уже выдохнувшийся и разложившийся - но пару раз были и вполне рабочие составы. Так же периодически попадались труды, написанные на листах из отменно выделанной человеческой кожи и дающие при сканировании весьма и весьма специфический отклик трупной мертвечины. Брр!.. Хуже этого были только рукописи, напитанные эманациями боли и насильственной смерти - или отмеченные тенью морового поветрия... Впрочем, большинство древних научных трудов все же имело вполне приятный или просто нейтральный "привкус".
– Досталось вам, бедные.
Медленно просканировав десятикнижие на предмет неприятных довесков, Дмитрий ненадолго задумался - фолианты звучали знакомо и очень характерно. Так, будто рядом с ними когда-то разом умерло очень много людей.
– Гм, а отзвук-то достаточно старый - значит, османов можно исключить. Местные войны? Или это след с тех времен, когда Тамерлан взял и разрушил Исфахан? Вроде бы, тогда из отрубленных голов воздвигли высокие башни...
Погладив мелкие царапины и зарубки на обложке верхней рукописи, он вытянул из стопки седьмой и восьмой тома с описанием народов Восточной Европы вообще - и древней Гардарики в частности.
– Так, здесь у нас про волжских булгар. Хазары и аланы, буртасы...
Отыскав нужную страницу,
– Господин мой.
Отложив книгу, Дмитрий взял с малого блюда изящную фарфоровую чашечку с густым напитком, источающим просто-таки божественный аромат. Смочил губы и язык крохотным глоточком, чуть прикрыл глаза и довольно кивнул:
– Уже лучше.
Надо сказать, что пока купец Тимофей Викентьев суетился и рыскал по персидским книготорговцам и алхимикам, выискивая для своего государя старые рукописи и кое-какие редкие травы, другие члены Великого посольства тоже не скучали. Например, государев стряпчий Егорий Колычев умудрился не только соблазнить на переезд аж три семьи потомственных ковроделов, но и завести полезные знакомства с дюжиной глав знатных персидских родов. А в последний день перед отъездом и вовсе прикупил на рынке чернокожего раба. Пожилого, полуслепого, с больными ногами - зато имеющего большой опыт по части массажа и приготовления кофе. Собственно, его и купили как раз в качестве наставника по первой части... Но вторая (временно, разумеется) оказалась важней. Так что потомственный раб Кафур на закате жизни нежданно-негаданно попрощался с Персией и большей частью своих хворей, обретя взамен новый дом, почетный статус наставника и первую в своей жизни ученицу из свободнорожденных.
– Господин мой, приближается время полуденной трапезы...
– Брысь!
Легонько шлепнув по упругой девичьей заднице, Дмитрий устроил три дела разом (он вообще любил, когда одно действо или интрига приносили сразу несколько результатов). Во-первых, показал наложнице свое хорошее к ней отношение - заодно намекнув, что весьма доволен тем усердием, с коим она перенимает рецепты и способы приготовления ароматного напитка. Во-вторых, дал понять, что обедать он будет в одиночестве и оставляет выбор конкретных блюд на ее усмотрение. Ну и третье. Узнав, что правитель вообще не планирует покидать свои покои, придворные получат дополнительные доказательства его "дурного настроения" - и хоть какое-то время не будут лезть.
– М-мм! И в самом деле, неплохо.
Успешно (хотя и не очень быстро) продираясь сквозь вязь слегка выцветшей арабицы и время от времени делая заметки и выписки, любитель древних рукописей и сам не заметил, как быстро пролетел его "выходной" день. Проскочил мимо сознания (но не желудка) вкусный обед и еще одна чашка кофе, приправленного сахаром и сливками. Не помешал наслаждаться древней рукописью и колокольный звон за оконным стеклом, призывающей к вечерней молитве. И только вспышка ярко-отрицательных эмоций, донесшихся из Приемной, заставила правителя недовольно поморщиться.
"Опять пан Константин кого-то из просителей заворачивает! Что за люди, ну ведь сказано же, что я видеть никого не желаю. И вообще, изволю быть сильно не в духе!.. Выйти, что ли, да настырного просителя гневом своим ушибить? А то и кратковременной опалой порадовать, для пущей доходчивости".
Однако идти никуда не пришлось, ибо его личный секретарь Острожский успел первым. Тихо поскребся в створку двери, дождался отклика-разрешения и буквально просочился сквозь слегка приоткрытую створку двери. Впрочем, как вошел, так и замер на пороге Опочивальни, попросту не смея двигаться дальше.