1Q84. Книга 3. октябрь-декабрь

Мураками Харуки

Тэнго слегка кивнул головой.

— Не немного рискованное, а крайне опасное.

— Пожалуй, что и так.

— Не говорите таким тоном, будто это вас не касается. Разве не вы придумали этот план и начали его осуществлять?

— Ты прав. Это я придумал и запустил его. Сначала все шло гладко. Но, к сожалению, я потом постепенно потерял контроль. Конечно, я чувствую ответственность за это. Особенно за то, что втянул сюда и тебя. Потому что, кажется, я уговорил тебя силой и под давлением. Теперь нам нужно остановиться и перестроить свои позиции. Лишние вещи выбросить и план упростить настолько, насколько можно. Нам надо определить,

где мы сейчас и как нам действовать дальше.

После этих слов Комацу вздохнул и глотнул виски с содовой. Потом взял в руки стеклянную пепельницу и длинным пальцем внимательно, будто слепой, который на ощупь подробно распознает форму предмета, погладил ее поверхность.

— Если хочешь знать, я был в одном месте под арестом в течение семнадцати-восемнадцати дней, — начал свой рассказ Комацу. — С конца августа до половины сентября. Однажды после полудня я шел на работу по соседней от моего дома улице, ведущей к станции Готокудзи. Вдруг стекло большого черного автомобиля, остановившегося рядом со мной, опустилось и кто-то назвал мою фамилию: «Господин Комацу, это вы?"

Когда я, подумав: «Кто бы это мог быть?» — подошел к автомобилю, из него выскочили два крепыша и затащили меня внутрь. Они связали мне сзади руки, а третий дал понюхать хлороформ. Все было совсем, как в кино. Хлороформ или что-то подобное действительно подействовал. Когда я проснулся, то увидел, что меня заперли в узкой, без окон, комнате кубической формы с белыми стенами, с маленькой кроватью и деревянным столиком, но без стула. Я лежал на кровати.

— Вас похитили? — спросил Тэнго.

Ощупав пепельницу, Комацу положил ее на стол и посмотрел прямо на Тэнго.

— Да, весьма ловко похитили. Как в известном фильме «Коллекционер». Большинство людей в мире и не думают, что однажды их могут похитить. И мысли такой не допускают. Правда? Но когда тебя похитили, то… как бы это лучше выразиться?. Создается впечатление чего-то сюрреалистического. В голове только один вопрос. — Неужели меня действительно кто-то похитил? Разве можно в такое поверить?

Комацу смотрел на Тэнго так, будто требовал от него ответа. Однако этот вопрос был чисто риторическим. Тэнго молча ждал продолжения рассказа. Стакан с виски и содовой, оставленный на столе, так запотел, что подставка под ним стала влажной.

Глава 16. Усикава

Способная, выносливая и бездушная машина

На следующее утро, как и накануне, Усикава пристроился у подоконника и через щель в шторах и дальше вел наблюдение. Из дома выходил, казалось, вообще почти тот же самый состав людей, который вчера вечером вернулся домой. Их лица все еще были мрачные, а спины ссутулившиеся.

Видно, они чувствовали себя усталыми уже тогда, когда новый день еще только-только начинался. Среди этих людей Тэнго не было. Однако Усикава, то и дело нажимая на затвор фотоаппарата, снимал лица каждого человека, проходившего в поле зрения. Пленки он имел достаточно, а успешное фотографирование требовало практики.

Проследив за основной массой людей, которые с утра отправились на работу, Усикава вышел из дома и зашел в ближайший телефон-автомат. Набрал номер подготовительной школы в Йойоги и попросил позвать Тэнго. Женщина, которая взяла трубку, сказала, что Кавана-сенсей десять дней назад взял отпуск.

— Из-за болезни или по какой-то другой причине?

— Нет. Поехал в префектуру Тиба в связи с плохим состоянием здоровья кого-то из родных.

— А когда вернется, не знаете?

— Мы его об этом не спрашивали.

Поблагодарив женщину, Усикава

положил трубку.

Среди родных Тэнго значился только отец, бывший сборщик абонентской платы «NHK». О матери Тэнго все еще ничего не знал. По данным Усикавы, отношения Тэнго с отцом никогда не были хорошими. Тем не менее, чтобы присмотреть за больным отцом, Тэнго отпросился с работы на более чем десять дней. Это было нечто непостижимое. Собственно говоря, почему его отвращение к отцу так быстро ушло и отношение его к нему изменилось? Интересно, какая у отца болезнь и в какой больнице префектуры Тиба он лечится? Это можно было бы расследовать, но в таком случае пришлось бы терять полдня и таким образом прервать наблюдение за квартирой Тэнго.

Усикава колебался. Если Тэнго выехал за пределы Токио, то наблюдение за теми, кто входит в дом, утратило всякий смысл. Возможно, было бы разумно бросить наблюдение и начать поиски в другом направлении. Скажем, узнать адрес больницы, где лежит отец Тэнго, или еще немного углубиться в биографию Аомамэ. Познакомиться с ее университетскими однокурсниками или служащими фирмы, где она работала, и поговорить с ними лично. Может, удалось бы наткнуться на некие новые следы?

Однако после недолгого раздумья Усикава решил и дальше следить за домом. Потому что, во-первых, если бы прервал слежение, то испортился бы только рожденный жизненный ритм. Пришлось бы еще раз начинать все сначала. А во-вторых, последствия поиска больницы и знакомых Аомамэ вряд ли стоят затраченных немалых усилий. На собственном опыте Усикава убедился, что его личные расследования хоть и дали какие-то результаты, но, как неудивительно, никуда не вели. В-третьих, его интуиция настоятельно требовала, чтобы он отсюда не уходил. Спокойно сидя, надо внимательно, никого не пропуская, наблюдать за теми, кто проходит через двери дома. Так поучала простая интуиция, издавна содержавшаяся в сплющенной голове Усикавы.

«И дальше наблюдать за этим домом независимо от того, есть ли в нем Тэнго, или нет, — рассуждал Усикава. — Пока Тэнго вернется, я запомню лица всех, без исключения, жителей, которые ежедневно заходят в дом или выходят из него. Если я узнаю, кто в нем живет, то, естественно, с первого взгляда узнаю чужака. Я — плотоядное существо. А оно должно быть очень выносливым. Слиться со средой и обеспечить себя разнообразную информацию о жертве».

Примерно в двенадцать, когда был минимум людей, входивших в дом и уходивших из него, Усикава вышел во двор. Чтобы хоть немножко замаскироваться, натянул на голову вязаную шапку, а шею обвил шарфом до самого носа, и все равно его внешний вид привлекал к себе человеческие взгляды. Вязаная бежевая шапка на его большой голове была подобна грибной. Зеленый шарф казался ужом, что обвивался вокруг шеи. Никакой скрытности Усикава этим не добился. Кроме того, шапка и шарф совсем не подходили друг к другу.

Усикава зашел в пристанционную фотомастерскую и проявил две фотопленки. Затем в ресторанчике заказал гречневую лапшу с рыбой, зажаренной в тесте. Он давно уже не кушал горячего блюда. Лапшу с рыбой съел с большим аппетитом и до последней капли выпил бульон. Справившись с едой, почувствовал в теле столько тепла, что даже вспотел. Опять напялив на голову вязаную шапку и обмотав шею шарфом, Усикава пешком вернулся в квартиру. А потом, покуривая сигарету, разложил на полу распечатанные фотографии. Сравнил между собой людей, которые вечером вернулись домой, с теми, что утром вышли из дома, и фото с похожими лицами составлял вместе парами. Чтобы легко запомнить, каждой паре давал соответствующее имя, записывая его на фотографии фломастером.