200 лет С.-Петербурга. Исторический очерк
Шрифт:
Здсь кстати отмтить, что въ 1752 году запрещено было дамамъ являться ко двору въ платьяхъ темныхъ цвтовъ. Распоряженіе это, повидимому, понравилось петербургскому обществу, такъ какъ до конца XVIII вка вкусъ къ свтлымъ и яркимъ платьямъ сохранялся, хотя воспрещеніе темныхъ цвтовъ не возобновлялось.
Такъ какъ въ придворные маскарады допускалось очень много публики, то первоначально, вроятно, нкоторые постители являлись въ несоотвтствующемъ платьи. Объ этомъ можно заключать изъ того, что въ 1742 г. предписано было указомъ: "дабы впредь въ маскарадъ желающимъ здить въ хорошемъ и не гнусномъ плать, а въ тлогряхъ, полушубкахъ и кокошникахъ не здить."
Маскарады давались также и въ Лтнемъ саду.
Многіе изъ петербургской знати строили себ дома, походившіе на дворцы, и вели необычайно роскошный образъ жизни. Особенною расточительностью отличался канцлеръ Бестужевъ. Графъ Апраксинъ держалъ открытый столъ для многочисленныхъ гостей и одвался съ большою
Пышностью обстановки и жизни славился и баронъ Строгановъ, выстроившій себ по плану знаменитаго Растрелли домъ на Невскомъ у Полицейскаго моста, существующій и понын. Въ этомъ дом Строгановъ далъ по случаю рожденія великаго князя Павла Петровича роскошный балъ-маскарадъ, описанный въ тогдашнихъ "вдомостяхъ". Приглашенные начали съзжаться съ 7 часовъ. Въ большой зал танцовали, а въ остальныхъ парадныхъ комнатахъ всю ночь потчивали дорогими винами, фруктами и конфектами "въ великомъ довольств". Съ 11 ч. вечера до 7 ч. утра тамъ же разставлены были столы для ужина, за которые маски поперемнно садились.
Едва ли не всхъ, впрочемъ, превосходили роскошью своихъ праздниковъ оба брата Шуваловы. Домъ Петра Шувалова, на Мойк, у Прачешнаго переулка, походилъ на музей по богатству собранныхъ здсь предметовъ искусствъ и рдкостей. Въ этомъ дом, рожденіе будущаго императора Павла тоже отпраздновано было роскошнымъ баломъ-маскарадомъ. Большая зала вся была уставлена тропическими растеніями и походила на садъ. Въ буфет блистали золотые и серебряные сосуды и фарфоровые сервизы. Но особенное удивленіе вызывалъ гротъ, гд поставленъ былъ столъ для императрицы и великаго князя. Вс стны грота были украшены сплыми гроздьями винограда, составлявшаго тогда большую рдкость въ Петербург. Изъ-за шпалеръ виноградника выставлялись камни разныхъ горныхъ породъ, отражавшіе блескъ огней. Между кристаллами стояли античные бронзовые и мраморные бюсты, изъ подъ которыхъ били фонтаны дорогихъ винъ.
На маскарадномъ бал у гр. Ивана Шувалова, вдоль внутреннихъ стнъ дома, во двор, устроена была ледяная колоннада. Освщенная огнями, она представляла такое чарующее зрлище, что петербургская публика добивалась повторенія, и черезъ недлю балъ былъ дйствительно повторенъ. На немъ веселилось до 1500 масокъ.
Къ концу царствованія Елизаветы придворная жизнь замтно пріутихла, такъ какъ здоровье императрицы требовало отдыха. Явилось даже преслдованіе чрезмрной роскоши въ обществ: въ 1761 году указомъ запрещенъ былъ ввозъ изъ заграницы "излишнихъ" вещей, какъ-то: кружевъ, блондъ и галантереи.
VIII. Первый русскій театръ въ Петербург. – Ломоносовъ. – Сумароковъ. – Волковъ. – Кончина Елизаветы Петровны.
Не одна только вншняя обстановка петербургской жизни длала успхи. Царствованіе Елизаветы Петровны было временемъ зачинающагося русскаго просвщенія, къ нему относятся первые шаги русской литературы и русскаго театра, оно блистаетъ именами Ломоносова, Сумарокова, Дмитревскаго, Волкова.
Ломоносовъ находился тогда въ самомъ расцвт своего разносторонняго генія. Онъ представляетъ собою, безъ сомннія, одно изъ замчательнйшихъ явленій русской жизни XVIII вка. Въ настоящее время, когда каждому простолюдину открыты средства образованія, когда крестьянскій мальчикъ въ своей или въ сосдней деревн находитъ начальную школу, предоставляющую ему возможность проврить свои способности и удовлетворить первымъ требованіямъ любознательности – мы нердко встрчаемъ образованныхъ и даже ученыхъ людей, вышедшихъ изъ народа, и силою воли выбившихся изъ своей скромной доли. Но въ первой половин XVIII вка условія были другія: не только не было школъ по деревнямъ, но не было людей, которые своимъ примромъ, своими разсказами могли бы расшевелить воображеніе крестьянскаго мальчика и побудить его, покинувъ семью и домъ, искать во что бы то ни стало образованія, школьнаго ученія. Ломоносовъ всми своими успхами обязанъ лично себ, своему уму и дарованіямъ, своей твердой вол, неотступно звавшей его изъ темноты крестьянской жизни къ свту книжной образованности.
Михайло Васильевичъ Ломоносовъ родился въ 1711 г. въ Архангельской губерніи, близь Холмогоръ. Онъ былъ сыномъ зажиточнаго крестьянина, промышлявшаго рыбной ловлей и перевозкой грузовъ по Блому морю. Мать его, дочь дьякона, была грамотна и выучила его читать. Мальчикъ пристрастился къ чтенію; но отецъ вовсе не сочувствовалъ такому увлеченію, и Ломоносову приходилось прятаться съ книгами. Да и книгъ было мало, а мірскихъ, не церковныхъ,
Но вотъ въ судьб юноши происходитъ ршительная перемна: его выбираютъ въ числ 12 способнйшихъ семинаристовъ и везутъ въ петербургскую академію наукъ, a оттуда въ 1736 г. отправляютъ въ Германію, въ марбургскій университетъ, къ знаменитому профессору философу Вольфу. Тамъ Ломоносовъ пробылъ пять лтъ, занимаясь философіей, математикой, физикой и химіей, и въ то же время пробуя свои силы въ поэзіи. Въ 1739 году онъ прислалъ въ академію наукъ оду на взятіе Хотина, приложивъ къ ней "письмо о правилахъ россійскаго стихотворства".
Этими правилами онъ установилъ русское стихосложеніе, котораго до сихъ поръ держатся вс наши поэты. Ода была блестящимъ, звучнымъ образцомъ, отвчающимъ этимъ правиламъ, и ее по всей справедливости можно признать произведеніемъ, съ котораго начинается русская поэзія.
Между тмъ жизнь въ Германіи тяжело доставалась Ломоносову при его скудныхъ средствахъ и неумньи распоряжаться деньгами. Дошло до того, что прусскіе вербовщики завербовали его въ солдаты; онъ долженъ былъ бжать изъ Германіи, оставивъ тамъ пока свою семью, и съ трудомъ добрался въ 1741 г. до Петербурга. Прибылъ онъ туда въ качеств студента академіи, и хотя ревностно трудился надъ переводомъ на русскій языкъ ученыхъ нмецкихъ книгъ, работалъ въ академическихъ кабинетахъ и писалъ оды и разсужденія, но въ первое время не получалъ мста. Только съ восшествіемъ на престолъ Елизаветы Петровны, въ 1742 году Ломоносовъ получилъ должность адъюнкта физики, съ очень скромнымъ жалованьемъ. Лишь черезъ три года удалось Ломоносову получить мсто профессора химіи въ академіи, выписать изъ Германіи жену съ дтьми, и спокойне отдаться своимъ разнообразнымъ литературнымъ и научнымъ трудамъ, доставившимъ его имени блестящую извстность, какъ перваго русскаго поэта и ученаго. Опыты надъ минералами и въ особенности надъ электричествомъ, изученіе котораго тогда было въ зародыш, разнообразились у Ломоносова съ трудами по составленію русской риторики и русскаго словаря, сочиненіемъ одъ, посланій, поэмъ и трагедій, и приготовленіями къ первому тому задуманной имъ исторіи Россіи. Работать ему, однако, приходилось все еще при тяжелыхъ условіяхъ: интересы научные и литературные были еще очень слабы въ петербургскомъ обществ, въ академіи наукъ преобладала нмецкая партія, завистливо относившаяся къ русскому товарищу, средства къ жизни у Ломоносова были очень скудныя. Въ такихъ тяжелыхъ обстоятельствахъ онъ находилъ поддержку у гр. И. И. Шувалова, составившаго себ славу перваго у насъ покровителя наукъ и искусствъ, "мецената". Шуваловъ постоянно ходатайствовалъ за Ломоносова у императрицы, ободрялъ его, мирилъ съ академическими врагами. Въ дом Шувалова на Невскомъ, въ угловой гостиной, увшанной портретами и картинами, у просвщеннаго и радушнаго хозяина часто сходились образованнйшіе люди того времени: Ломоносовъ, Сумароковъ, Костровъ, княгиня Дашкова. Можно сказать, что это были первыя въ Петербург собранія, посвященныя разговорамъ о литератур и научныхъ открытіяхъ, чтенію стиховъ и т. п. Шуваловъ и самъ писалъ стихи, пользуясь совтами и критикой Ломоносова. Впослдствіи въ этой привтливой гостиной Шуваловъ принималъ также, еще совсмъ юношами, будущихъ знаменитостей екатерининскаго царствованія – Державина, Фонвизина и Богдановича.
Сумароковъ былъ воспитанникомъ кадетскаго корпуса, въ которомъ, какъ мы уже знаемъ, получалось образованіе не только спеціальное, но и литературное. Очень рано молодой человкъ обнаружилъ расположеніе къ стихотворству, и по рукамъ ходили его стишки нжнаго содержанія, не имвшіе впрочемъ никакого достоинства. Сразу большой успхъ пріобрлъ Сумароковъ своей трагедіей "Хоревъ", вышедшей въ 1747 году. За "Хоревомъ" послдовалъ еще цлый рядъ трагедій и комедій въ стихахъ. Вс он были написаны по одному и тому же французскому образцу и не отличались литературными достоинствами; но какъ новинка, чрезвычайно нравились обществу, въ которомъ уже ощущалась смутная потребность – имть русскій театръ.