200 знаменитых отравлений
Шрифт:
Операцию необходимо разрабатывать заново. Вечером в комнате Бехтерева появляются странные врачи. Принесенными с собой препаратами они подменяют лекарство, полученное в аптеке. Больной в очередной раз принимает якобы необходимую настойку. Через 30–40 минут его жена звонит в поликлинику. Смерть констатируют 23 декабря 1927 года в 23 часа 45 минут.
После смерти академика подделывается завещание, заметаются следы, проверяют и на всякий случай изымают записи Бехтерева за последние дни. Согласно подделанному завещанию, патологоанатомического исследования не проводят, тело кремируют, а мозг передают в созданный Бехтеревым институт в Ленинграде. Причем череп вскрывают прямо в квартире, мозг увозят на временное хранение в Патологоанатомический институт. Относительная масса мозга оказывается значительно больше средней, что можно объяснить его отеком.
Несмотря на ликвидацию источника возможной утечки компрометирующей информации, сведения о диагнозе все же просочились за пределы СССР. Заключение о характере психического состояния Сталина передал на Запад Валентин Межлаук, зампредсовнаркома. Информация была передана из СССР через его брата Ивана Межлаука, который был организатором работы советского павильона на выставке в Париже в 1937 году. Позднее Валентин Межлаук был лично застрелен «железным наркомом» Ежовым.
О том, что болезнь у вождя прогрессировала, свидетельствовала и история постройки заборов на его любимой Кунцевской даче. Сначала она была ограждена простым деревянным забором без всякой колючей проволоки сверху, правда, высотой в 5 метров. А в 1938 году появился второй, внутренний, трехметровый забор, со смотровыми глазками. Между заборами бегали выдрессированные собаки, на заборах была электрическая сигнализация.
КОНФЕТЫ ДЛЯ БУРЕВЕСТНИКА
6 июня 1936 года в «Правде» появилось «Сообщение о болезни А. М. Горького», в котором говорилось, что 1 июня писатель «серьезно заболел гриппом, осложнившимся в дальнейшем течении катаральными изменениями в легких и явлениями ослабления сердечной деятельности», и что «он находится под врачебным наблюдением доктора Л. Левина и профессора Г. Ланга».
Болезнь развивалась точно так же, как два года назад у сына Максима. А сына, Горький был почти уверен в этом, убили сотрудники НКВД. Теперь Алексея Максимовича лечили и консультировали в Горках 17 самых известных врачей из Москвы и Ленинграда. Но больному становилось все хуже.
Затем до дня смерти Горького в газетах появлялись короткие бюллетени о состоянии его здоровья, которые подписывали, помимо вышеназванных медиков, нарком здравоохранения СССР Г. Каминский, начсанупра Кремля И. Ходоровский, известные терапевты М. Кончаловский и Д. Плетнев. Одновременно в доме писателя на Малой Никитской, а потом и в Горках (по кремлевской «вертушке») раздавались звонки – неизвестные интересовались, куда доставлять венки и посылать телеграммы соболезнования. Несколько таких телеграмм при жизни Алексея Максимовича были доставлены. Но этого мало. На Малую Никитскую приходили люди с ордером районного архитектора на занятие «освободившегося» дома. Такой психологический прессинг не прибавлял сил больному.
19 июня вместе с некрологом в газете «Правда» было помещено медицинское заключение о болезни и смерти писателя и заключение к протоколу вскрытия, которое производил известный патологоанатом И.Давыдовский в присутствии лечащих врачей. Там сказано: «Смерть А. М. Горького последовала в связи с острым воспалительным процессом в нижней доли левого легкого, повлекшим за собой острое расширение и паралич сердца».
На следующий день «Правда» опубликовала беседу с профессором М. Кончаловским «Последние дни жизни А. М. Горького». В ней говорилось о том, что 8 июня писателя посетили Сталин, Молотов, Ворошилов. А. М. Горькому стало лучше. 16 июня после консилиума, узнав от врачей о благоприятной точке зрения на его болезнь, Алексей Максимович крепко пожал руку Кончаловскому и сказал: «– Ну, по-видимому, я поправлюсь…» Но не выдержало надорванное сердце… Не выдержали больные легкие… Алексея Максимовича не стало». 18 июня, когда умер писатель, его, в отличие от вождей, не успел посетить еще один гость. То был французский писатель Андре Жид. Он хотел видеть Горького, но тот умер, и встреча не состоялась. Не посетил Буревестника и Луи Арагон, прибывший в Москву после получения отчаянного письма от Алексея Максимовича. Луи Арагон в 1965 году написал роман «Умерщвление», в котором описал смерть Горького и высказал предположение, что гибель писателя ускорили его резкие протесты против репрессий, которые он направлял Сталину, и попытки связаться с западной интеллигенцией. Поводом для ускорения ликвидации
Об изоляции Горького в последние годы перед смертью оставил свидетельства советский писатель Михаил Слонимский: «С 1933 года в доме Горького стали господствовать Ягода, Крючков. К ним прибавился Авербах, родственник Ягоды… После съезда писателей стало невозможно пробиться… Приходишь – а в первой же комнате, в углу, за большим столом, компания молодых людей с бицепсами, хорошо одетых, во главе с П. П. Крючковым. И сразу подымаются двое или трое, становятся на пути. Крючков и еще кто-нибудь кричат: «– А! Сюда!» А на столе коньяк, вина, ликеры, богатая закуска. И попадаешь в плен. Не вырваться. Расскажут случаи из жизни, подливают в рюмку… Пришвин, глядя поверх голов, прошел. Минут через 50 он вышел. Мы встали – и за ним. На улице Пришвин сказал: Алексей Максимович все видит. Он говорит, что изолирован, в плену, в заключении». В последний месяц перед смертью Горькому отказали в поездке за границу на лечение. Вся переписка писателя просматривалась и его многочисленные письма к Ромену Роллану оседали в архиве Сталина.
Сразу же после смерти Горького присутствующие врачи приступили к вскрытию трупа прямо на стоявшем в спальне столе. Извлеченный мозг пролетарского писателя кинули в ведро. И его вынес к машине Петр Крючков, доверенный человек Ягоды, состоявший при Горьком в качестве личного секретаря. «Неприятно было нести это ведро с мозгами еще недавно живого человека», – запишет он 30 июля 1936 года. Мозг Горького по распоряжению Сталина доставили в Институт мозга для дальнейших исследований.
В марте 1938 года растиражированная версия смерти Горького была официально опровергнута в ходе процесса так называемого Второго антисоветского правотроцкистского блока. На этом суде шла речь об убийстве писателя, совершенном доктором Л.Левиным (он якобы преднамеренно усугубил болезнь Горького). Один из обвиняемых, Бессонов, бывший советский дипломат, который работал в Берлине, показал на процессе, что Троцкий сказал: «Горький близко стоит к Сталину, он ближайший друг его и проводник генеральной линии партии. Вчерашние наши сторонники из интеллигенции в значительной мере под влиянием Горького отходят от нас. Горького надо убрать. Передайте это мое поручение Пятакову». Эти слова, естественно, были придуманы во время следствия.
А вот еще одной причиной, вполне реальной для устранения, была так называемая «партия беспартийных», или «Союз интеллигентов». Идею создания подобной организации выдвинула часть оппозиционно настроенной советской научной и творческой интеллигенции и, прежде всего, Максим Горький. «Союз» мог бы выступить на выборах в советский парламент отдельным списком, а в дальнейшем «конструктивно помогать» правящей партии – ВКП(б). Предполагалось, что список кандидатов в депутаты от этой партии возглавят А. М. Горький, академик И. П. Павлов, А. П. Карпинский (президент АН СССР) и В. И. Вернадский. Максим Горький стремился сделать власть более гуманной, пытался «перевоспитать» сначала Ленина, а затем и Сталина. Конечно, из этого ничего не могло выйти. Но Горький думал иначе. К слову, сначала скоропостижно скончались Карпинский и Павлов, а затем и пролетарский писатель.
Организатором убийства признал себя Ягода. Из показаний на процессе следовало, что он требовал от своих подчиненных во что бы то ни стало убрать Горького физически. Ягода, при проведении тайного обыска, нашел в матраце дневник писателя и сказал Крючкову, секретарю Горького и агенту НКВД: «Вот ведь, старая б…! Сколько волка ни корми – все равно в лес смотрит!» Еще одной причиной для неприязни Ягоды к Горькому могла быть и чисто бытовая – глава НКВД был любовником жены сына Горького, Н. Пешковой.
Как исполнителя своих планов, которые касались и Буревестника, Ягода на следствии назвал докторов Плетнева и Левина. Плетнев дал следующие показания: «Ягода мне заявил, что я должен помочь ему в физическом устранении некоторых политических руководителей страны… Должен признать, что в моем согласии на эти преступления сыграли роль и мои антисоветские настроения, которые я до ареста всячески скрывал, двурушничая и заявляя о том, что я советский человек». Конкретно об отравлении Горького рассказал Левин, которого публично допросил прокурор Вышинский.