2007 № 08
Шрифт:
Ее джунгли умирали. Это было невозможно, неправильно — иногда Оливия не поливала растения и по неделе, и с ними ничего не случалось, но сейчас джунгли погибали. Зелень сменили оттенки коричневого. Мясистые листья тигровой бромелии сделались болезненно-белесыми, почти прозрачными. Папоротник осыпался ржавым кружевом. Все стало ломким и хрупким, и каждый шаг, малейшее сотрясение воздуха приносили новые разрушения.
Оливия подошла к подоконнику — и с шорохом упал еще один лист. Она провела пальцем по стволу граната, покрытому клочьями отслоившейся коры. Оторвала сухой побег, смяла. Стебель рассыпался в скрипучую пыль. Хотелось
Вновь наглотавшись из-под крана, Оливия набрала воды в пустую бутылку — вкус тот же, но хоть на вид приятнее. Звонок в дверь застал врасплох — Оливия вздрогнула всем телом и застыла. Открывать не хотелось — казалось, за дверью поджидают чужаки, которые будут всюду совать свой нос, не понимая, что засуха — только ее дело, ее и растений, и больше никого не касается. Будут задавать дурацкие вопросы, как тогда — с котенком. Тот тоже был… слишком живой, но никто этого не понимал, никто, кроме Оливии.
Она уже решила сделать вид, что ее нет дома, когда вспомнила о визите сестры. Сама попросила прийти — и едва не оставила на пороге. Обтерев испачканные древесной трухой пальцы о джинсы и не выпуская из рук бутылку, Оливия пошла открывать.
— Жалко, — сказала Алекс, оглядевшись. — Может, все-таки не стоило так резко?
— Нет уж, хватит, — Оливия отхлебнула воды, тщательно завинтила крышку. — Ты сама говорила, что я заигралась. Больше никаких растений. Вообще никаких. Ни дома, ни в садах… хватит.
— И что ты теперь будешь делать? Оливия пожала плечами.
— Понятия не имею, — сказала она. — Я не просила этого умения, я его не хочу, — подбородок Оливии затрясся, но глаза остались сухими. Она судорожно вздохнула и сжала губы. — Пойдем чаю попьем, — подтолкнула она сестру.
Алекс мрачно смотрела, как Оливия возится с чашками. С сестрой явно творилось что-то неладное. Скулы, будто обтянутые пергаментом, растрескавшиеся воспаленные губы, тусклые волосы, руки, похожие на птичьи лапки… Оливия нажала на кнопку чайника, опять жадно глотнула минералки. Алекс не выдержала.
— Не нравится мне, как ты выглядишь, — сказала она. — И пьешь все время. Ты не заболела случайно?
— Нет.
— Уверена? С тобой явно что-то не то. Может, сходишь…
— Нет! — Оливия сжала руки, выдохнула. — Со мной все в порядке.
Они помолчали, настороженно поглядывая друг на друга. Потом Оливия тихо заговорила, опустив глаза:
— Я все думаю про эту дырку в стене… Я ведь могла бы просто подглядывать, правда? Ведь если ты выходишь на балкон — это не значит, что надо обязательно с него прыгать?
— Что за чушь ты несешь… — Алекс повертела в руках ложечку. — Покажи-ка мне эту дырку. Выдумываешь бог знает что…
— Я ее заделала. Мне показалось, что она становится шире, и я ее заделала.
Они вернулись в комнату. Оливия с натугой отвела в сторону стебли бугенвиллеи, и Алекс расчихалась от сухой пыли и листвяной трухи. Вытирая заслезившиеся глаза, она нагнулась и заглянула под подоконник. Белесый нарост, покрытый сеткой трещин, сначала показался ей огромным уродливым грибом-трутовиком, и она вздрогнула. Но иллюзия быстро рассеялась; присмотревшись, Алекс поняла, что это цемент, грубо нашлепанный прямо поверх обоев. По краям он был темнее — видимо, Оливия добавляла все новые слои.
— Он
— Может, просто усыхает и сжимается?
— Может быть, — недоверчиво пожала плечами Оливия.
По ночам Оливии снилось, что ее джунгли все еще живы. Джунгли хотели пить. Они просили. Они требовали — и за ними чудились другие, тонны и тонны зелени, густое органическое варево. Это были лишь тени — но тени, готовые вырвать право на существование любой ценой. Им не было дела до Оливии — она лишь служила дверью, через которую жадно ломилась буйная, всепоглощающая, чуждая жизнь. Этот бурлящий, горячий поток норовил вырваться на нее и сквозь нее — и Оливия с криком просыпалась.
Снова наваливалась жажда, впивалась в стянувшуюся кожу тысячей иголочек, песком пробиралась под веки. Оливия нашаривала в темноте воду и, с трудом разлепив спекшиеся, потрескавшиеся губы, пила, стараясь не смотреть на окно — из-под подоконника пробивалось зеленоватое свечение, и уродливая цементная нашлепка отбрасывала на стену черную тень, похожую на бездонный колодец. «Это продолжение сна», — уговаривала себя Оливия, глотая, обливаясь и чувствуя, как вода прохладными струйками стекает по груди. Она на ощупь возвращала бутылку на тумбочку, обессиленно роняла голову на подушку и тут же отключалась, проваливаясь все в тот же сон.
В одну из таких ночей Оливия забыла проснуться.
Утром она увидела, что цемент под подоконником снова осыпался по краям, и лучи, пробивавшиеся из щели, стали как будто сильнее. Они примешивались к свету ночника, приглушали его, сплетались в зеленую сеть, сгущая воздух. Зрение Оливии словно раздвоилось: она одновременно видела усохшие стебли, побеги, рассыпающиеся ржавой трухой, пыльные горшки — и призрачную листву, глянцевито поблескивающую в темноте зимнего утра. Моргая и потирая глаза, Оливия включила люстру, но яркое электричество не рассеяло тени — наоборот, они сгущались, становились зримее, и уже можно было различить узор фиолетовых жилок на листе, колонну муравьев-листорезов, деловито шагающих по гладкой белой коре, мелькнувшую в ветвях древовидного папоротника разноцветную птицу, пеструю мышь, выскочившую из-под ног. Воздух гудел от насекомых, где-то рядом застрекотала цикада. Все еще призрачные, полупрозрачные джунгли напряженно ждали, когда Оливия придаст им плоть.
— Ну уж нет, — сказала Оливия. Шарахнулась от эфемерного геккона, суетливо пробежавшего по стене. — Надо проснуться, — велела она себе. Ресницы слипались, под веками щипало, и очень хотелось зажмуриться, но закрыть глаза было страшно.
Стараясь не задевать засохшие кусты, Оливия проскользнула в ванную и задвинула защелку, радуясь, что так и не собралась поставить там пару кустов попышнее и лампы дневного света, как хотела когда-то. Ванная одна во всей квартире была чиста, пуста, стерильна. Здесь не было ни призраков, ни мертвецов. Здесь пахло шампунем и стиральным порошком. Столик вокруг раковины был уставлен баночками и тюбиками с увлажняющим кремами. Уже привычно напившись из-под крана и умывшись, Оливия наугад открыла один из тюбиков и намазала лицо, заранее зная, что это не поможет. Присела на край ванны и уставилась на дверь, будто ожидая, что та сейчас распахнется.