2034: Роман о следующей мировой войне

Аккерман Эллиот

Фаршад с трудом мог поверить, что прошло больше года с тех пор, как эти русские десантники были выброшены в море. Он никак не мог решить, много ли времени прошло или совсем мало. Когда он думал о деталях сражения в проливе, ему казалось, что это не так уж много. Когда он думал о том, как сильно изменился мир с тех пор, ему казалось, что прошло гораздо больше года. Теперь Фаршад понимал себя маленьким действующим лицом в гораздо более масштабной войне, которая привела к глубокой глобальной перестройке.

Когда Фаршад готовился к нападению Русских на его островные укрепления, он и понятия не имел, что индийцы вмешались на стороне мира, потопив китайский авианосец и уничтожив американскую

эскадрилью истребителей. К сожалению, одному пилоту из этой эскадрильи удалось ускользнуть как от индийских перехватчиков, так и от китайских средств ПВО, сбросив свой груз на Шанхай. Много месяцев спустя город превратился в обугленную радиоактивную пустошь. Число погибших превысило тридцать миллионов. После каждой из ядерных атак международные рынки резко падали. Урожай провалился. Распространяются инфекционные заболевания. Радиационное отравление обещало заразить поколения. Разрушения превзошли способность Фаршада к пониманию. Хотя он провел всю свою сознательную жизнь на войне, даже он не мог осознать такие потери.

По сравнению с трехсторонним конфликтом между американцами, китайцами и индийцами соперничество его страны с русскими в ретроспективе выглядело не более чем внутренней ссорой. В парламенте и среди высшего командования возник некоторый вопрос относительно того, квалифицируются ли захваченные русские военнопленные как “военнопленные”, поскольку две страны не находились в состоянии официальных военных действий. В Тегеране фанатики в правительстве пригрозили классифицировать русских как “бандитов” и казнить их соответствующим образом. Однако, когда в рамках мирных соглашений, заключенных в Нью-Дели индийцами, Организация Объединенных Наций объявила о своей реорганизации, Верховный лидер проницательно использовал милосердие к заключенным русским как способ обеспечить Ирану постоянное место в Совете Безопасности, на переводе которого индийцы уже настояли из Нью-Йорка в Мумбаи в качестве предварительного условия предоставления крайне необходимого многолетнего пакета помощи Соединенным Штатам.

Выйдя на прогулку, Фаршад подошел к ручью на своей территории. Он ступил на пешеходный мост, облокотился на его балюстраду и уставился на прозрачную ледниковую гладь, которая текла внизу. Его мысли переключились с прошлого года на последние несколько дней, на его поездку в Бандар-Аббас и последнюю, хотя и несколько абсурдную, честь, оказанную ему Военно-морским флотом: посвящение судна его имени.

Надо признать, поначалу Фаршад был весьма польщен. Хотя формально он был офицером Революционной гвардии в отставке, военно-морской флот принял его, когда его карьера была разрушена, и теперь, увенчанный его новообретенной славой, они проявили желание объявить Фаршада своим. Он представил себе гладкий нос фрегата или крейсера с его именем, выбитым на боку. Он мог представить зубья его великолепного якоря, и его палубы, ощетинившиеся ракетами, снарядами, пушками, и команду, которая поддерживала корабль, и, следовательно, его имя, сияющее, когда оно пересекало горизонт за горизонтом.

Прошло несколько недель, пока были приняты меры к поездке Фаршада в Бандар-Аббас. Затем военно-морской флот передал технические характеристики судна, которое будет носить его имя.

Не фрегат.

Не крейсер.

Даже не маленький, но быстрый "корвет".

Объявление сопровождалось фотографией судна, не имеющего названия; форма его корпуса напоминала деревянный башмак, широкий спереди, узкий сзади, функциональный, но не тот, в котором кто-то хотел бы, чтобы его видели. Было принято решение посвятить в его честь недавно заложенное логистическое судно класса "Делвар".

Стоя на пешеходном мостике через ручей, Фаршад наклонился вперед и рассматривал свое отражение,

думая о множестве фотографий, сделанных им за последние несколько дней. Когда он прибыл в Бандар-Аббас, военно-морской флот наметил амбициозный маршрут. После посвящения корабля он сопровождал его в море в его первом плавании, которое привело их к островам в Ормузском проливе, где он участвовал в своей знаменитой битве. В качестве сюрприза — и сигнала о том, что Иран поведет народы мира в процессе примирения, — на борту был приглашенный гость: коммандер Василий Колчак. Оказалось, что "Колчак" за год до этого входил в состав русского флота вторжения.

Планировалось, что они вместе пройдут через Ормузский пролив — союзники превратились в противников, затем снова в союзников. Он был рад видеть Колчака, который также получил повышение со времени их последней встречи. Церемония посвящения прошла в целом приятно, за исключением того, что ближе к вечеру поднялся уровень моря. Крен и качка маленького судна с плоским корпусом, носившего имя Фаршада, вскоре оказались для него непосильными. Он провел последние часы первого рейса, запершись в уборной, и его рвало, в то время как его старый друг Колчак стоял на страже за дверью, оказывая Фаршаду последнюю услугу. Он позаботился о том, чтобы никто не видел величайшего морского героя поколения, согнувшегося на четвереньках, измученного морской болезнью.

Пока Фаршад отдыхал на пешеходном мосту, вспоминая последние несколько дней, он чувствовал себя увереннее, зная, что, по всей вероятности, он никогда больше не увидит водоема больше, чем маленький ручей, который приятно журчал у него под ногами. Он продолжил свою прогулку. Просочившиеся сквозь листву солнечные лучи падали на тропинку и на запрокинутое и улыбающееся лицо Фаршада. Было приятно чувствовать под собой твердую землю. Он глубоко вздохнул и ускорил шаг. Вскоре он был на дальнем конце своего участка, рядом с вязом, где у него была привычка обедать.

Он сидел, прислонившись спиной к стволу. На коленях он разложил свою еду: яйцо, хлеб, оливки. После приступа морской болезни к нему так и не вернулся аппетит. Он только откусил кусочек от своей еды. Он подумал о Колчаке. Когда у них был тихий момент на корабле, носившем имя Фаршада, русский спросил его, что он будет делать теперь, когда он в отставке. Фаршад не упомянул о своих мемуарах — это было бы слишком самонадеянно. Вместо этого он рассказывал об этой земле, о своих прогулках, о спокойной жизни в сельской местности. Колчак громко расхохотался. Когда Фаршад спросил, что тут такого смешного, Колчак сказал, что никогда не считал Фаршада человеком спокойной жизни. Он ожидал, что Фаршад попробует свои силы в политике или бизнесе; воспользуется своей дурной славой, чтобы подняться на высшие ступени власти.

Фаршад закончил свой обед. Он задавался вопросом, что бы подумал его старый наставник Сулеймани о его решении стремиться к более спокойной жизни. В конце концов, именно Сулеймани пожелал смерти солдата своему молодому протеже, а не увядания, которого он сам боялся и которого так чудом избежал. Сколько раз и на скольких полях сражений Фаршад обманывал смерть? Слишком много, чтобы сосчитать. Но когда он подумал об этом, он начал задаваться вопросом, обманул ли он смерть или это сама смерть обманула его, так и не даровав Фаршаду того конца, которого желал Сулеймани. И все же, сидя под вязом на краю своего участка, Фаршад не мог заставить себя пожалеть, что не погиб на поле боя. Разве солдат не заслужил плодов своего труда? Казалось вполне уместным, что в конце своих дней солдат станет близким человеком мира. Кто-то может возразить, что высшим достижением для солдата было не умереть на поле боя, а скорее тихо уйти из жизни в мире, созданном им самим.