22 июня 1941 года
Шрифт:
Систематичность этих перелетов и тот факт, что в целом ряде случаев германские самолеты залетают в глубь СССР на 100-150 и более километров, исключают возможность предполагать случайность нарушения германскими самолетами границы СССР.
Советское Правительство, обращая на это обстоятельство внимание Германского Правительства, ожидает принятия Германским Правительством мер к прекращению нарушений германскими самолетами советской границы.
Москва, 21 июня 1941 года.
АВП РФ, ф. Об, on. 3, п. 1, д. 5, л. 8-11".
Взято
Документ N 875.
Итак, многочисленные протесты советской стороны на нарушения границы немецкими самолётами оставались без ответа. Единственное, что мог сказать по этому поводу германский посол, это сослаться на эпизодические нарушения границы советскими самолётами.
По всем остальным вопросам, поставленным перед ним Молотовым, ответить ему было нечего. Вместе с тем, показательно, что, говоря об этом, Шуленбург признался, что Берлин его совершенно не информирует. Интересно в этом признании применённое им слово "совершенно". Таким образом он завуалированно признался, что своим же собственным правительством полностью отрезан от значимой информации. Случай, надо признать это, нечастый в дипломатической практике.
Впрочем, всё, что мог (или, точнее, не мог) сказать по поводу заданных вопросов Шуленбург, Молотову было известно заранее из имеющейся в его распоряжении обширной разведывательной информации. Целью задаваемых вопросов, как, впрочем, и всей этой встречи, было в очередной раз продемонстрировать добрую волю и миролюбие советского государства. Ведь не зря вопрос о нарушениях советских границ немецкими самолётами, зреющий вот уже несколько месяцев, был поставлен именно 21 июня. Об этой теме не напоминали, не тратили её зря, берегли до последнего момента.
Это был день кануна войны, о чём Сталин и Молотов уже знали. Красная Армия по приказу Сталина занимала в это время оборонительные позиции. Во всяком случае, надо полагать, о нормальном течении этого процесса его должны были уверять Тимошенко с Жуковым. Политическим руководителям государства оставалось только в очередной раз спокойно и качественно сделать свою работу. Показать и документально зафиксировать своё миролюбие. И снова. Либо противник отвечает словами. Либо нападает молча. В любом случае в политическом смысле он проигрывает.
Одновременно с этим простое приглашение к наркому немецкого посла с просьбой разъяснить как некоторые события, происшедшие в последнеее время, так и общие претензии германского руководства к Советскому Союзу, могли быть при желании интерпретированы немцами в качестве некого вызова. Поскольку просьбу всегда можно изобразить как требование. А требование объяснить всему миру как угрозу. С малыми шансами на успех, конечно, но зачем давать врагу даже малейший шанс?
Поэтому предлогом к приглашению германского посла послужила заведомо беспроигрышная карта. Жалобы бесспорно потерпевшей стороны на явно агрессивное поведение своего противника: многочисленные умышленные нарушения её границ. А все остальные вопросы были поставлены Молотовым только лишь в качестве
Но нельзя представлять это так, что Сталин в этот день пытался воздействовать на ситуацию только лишь с помощью дипломатии. В частности, вопросов, задаваемых немецкой стороне. В этот последний день перед войной происходило одновременно и множество других событий.
Вот что сообщает в своих мемуарах о событиях 21 июня 1941 года Народный комиссар Военно-Морского флота СССР Адмирал Флота Советского Союза Николай Герасимович Кузнецов.
Кузнецов Н.Г. "Накануне".
"...Позднее я узнал, что Нарком обороны и начальник Генштаба были вызваны 21 июня около 17 часов к И.В. Сталину.
Cледовательно, уже в то время под тяжестью неопровержимых доказательств было принято решение: привести войска в полную боевую готовность и в случае нападения отражать его. Значит, все это произошло примерно за одиннадцать часов до фактического вторжения врага на нашу землю.
Не так давно мне довелось слышать от генерала армии И.В.Тюленева - в то время он командовал Московским военным округом,- что 21 июня около 2 часов дня ему позвонил И.В.Сталин и потребовал повысить боевую готовность ПВО.
Это еще раз подтверждает: во второй половине дня 21 июня И.В.Сталин признал столкновение с Германией если не неизбежным, то весьма и весьма вероятным. Это подтверждает и то, что в тот вечер к И.В.Сталину были вызваны московские руководители А.С.Щербаков и В.П.Пронин. По словам Василия Прохоровича Пронина, Сталин приказал в эту субботу задержать секретарей райкомов на своих местах и запретить им выезжать за город. "Возможно нападение немцев",- предупредил он. Очень жаль, что оставшиеся часы не были использованы с максимальной эффективностью..."
Впрочем, о звонке Сталина днём 21 июня командующему Московским военным округом мы можем узнать не в пересказе, а из первых рук.
Тюленев И. В. "Через три войны".
"......А Москва была так хороша в этот последний мирный июньский вечер! Невольно вспомнились все события прошедшего дня.
В полдень мне позвонил из Кремля Поскребышев:
– С вами будет говорить товарищ Сталин...
В трубке я услышал глуховатый голос:
– Товарищ Тюленев, как обстоит дело с противовоздушной обороной Москвы?
Я коротко доложил главе правительства о мерах противовоздушной обороны, принятых на сегодня, 21 июня. В ответ услышал:
– Учтите, положение неспокойное, и вам следует довести боевую готовность войск противовоздушной обороны Москвы до семидесяти пяти процентов. [124]
В результате этого короткого разговора у меня сложилось впечатление, что Сталин получил новые тревожные сведения о планах гитлеровской Германии.