28 панфиловцев. Велика Россия, а отступать некуда, позади Москва!
Шрифт:
Малый калибр миномета не позволял поставить полноценную дымовую завесу, эти мины предназначались для обозначения цели. Но точно выпущенные заряды могли создать хоть какое-то задымление и дать возможность группе из семи человек приблизиться к вершине холма.
Со стороны дороги почти до самой вершины тянулась узкая промоина, которой можно было воспользоваться, если не обращать внимания на опасность. Дал согласие присоединиться к группе Аликбай Косаев, на редкость сильный физически казах, бывший кузнец.
Ему
– Не страшно, Аликбай? – спросил его ротный. – Назад вернуться шансов мало.
– Шансов, – усмехнувшись, повторил казах незнакомое ему слово. – У меня земляка на части миной разорвало, а следующая мина всего на метр мой окоп перелетела. И так и так смерть… надо идти.
Когда в сторону холма летели дымовые мины и вели огонь сразу несколько лучших стрелков, семь человек во главе со Сташковым уже пробивались вверх по промоине.
У каждого имелось несколько гранат, в том числе самодельных, изготовленных бывалым артиллеристом. Неожиданный рывок помог группе преодолеть половину расстояния. Затем немцы опомнились и открыли огонь.
Пуля угодила сержанту Короткову в голову, он упал, перегородив теклину. Остальные лихорадочно перебирались через узкий проход, невольно глядя на окровавленное лицо Ефима Короткова.
Снизу вел огонь из «максима» Иван Москаленко. У него имелись четыре ленты, и патронов он не жалел. Сержант не мог достать минометчиков, но сумел тяжело ранить командира расчета «МГ 34», а затем свалить второго номера.
– Алик, бросай гранаты, – скомандовал Матвей Сташков.
Высокий, широкий в плечах боец, не обращая внимания на свистящие рядом пули, швырнул немецкую гранату-«колотушку». Затем полуметровую самодельную гранату, удобную для броска.
Успел бросить гранату еще один боец и свалился, срезанный очередью в грудь и горло.
Но уже лихорадочно пробирался к окопам на холме капитан Сташков и тоже бросил самодельную гранату – четыреста граммов тола и обрезки стальной проволоки. Взрыв опрокинул миномет, смял тело командира расчета, оглушил остальных.
Четверо оставшихся в живых бойцов во главе со Сташковым добивали гарнизон холма из пистолетов и «наганов», который каждый получил перед выходом.
Аликбай Косаев, расстреляв барабан «нагана», догнал убегавшего минометчика и сдавил его своими мощными закопченными пальцами за горло.
– Шайтан… фашист, – бормотал он.
В ближнем бою погиб еще один боец, но трое солдат Панфилова во главе с капитаном Сташковым уже оседлали холм, разворачивали пулемет и выпускали из трофейного миномета последние оставшиеся мины.
Они сдерживали холм до темноты, пока не начала отход поредевшая рота.
Четвертой роте во главе с капитаном Гундиловичем и политруком
Но это будет позже. Пока же рота отходила на новые позиции, чтобы продолжить битву за Москву.
Глава 7
Ноябрь сорок первого, панфиловцы наносят удары
В период перестройки и позже со страниц наскоро написанных статей и книг авторов, которые считали себя истинными патриотами России, обрушилась целая волна странной информации. Советский Союз и его руководители (в первую очередь Сталин) были представлены как бездарное скопище агрессивных руководителей.
Оказалось, что мы, а не Гитлер, готовили европейскую бойню, а Гитлер лишь опередил нас. Повторялось на все лады, что волевой и жесткий Сталин потерял в первые дни войны голову от страха и прятался неизвестно где.
Ему приписывались все ошибки и причины огромных потерь Красной армии в первый год войны. Сталин не учел, не продумал, пренебрег и так далее.
Красная армия в первые месяцы понесла огромные потери. Только в плен было захвачено около трех миллионов бойцов и командиров.
На 80 % армия состояла из сельских жителей. Колхозников, крестьян, называйте их как хотите. В ходе работы над этой и другими книгами о Великой Отечественной войне я опросил более двухсот участников. В основном рядовых, лейтенантов, капитанов.
В подслащенные маршальские и генеральские мемуары я верил мало, они были неискренны, писались под прессом цензуры, да и сами генералы зачастую уходили от правды.
Рядовые бойцы (в том числе офицеры до командира роты и батальона) были гораздо откровеннее. От них я узнал много того, о чем лишь мог догадываться.
О репрессиях упоминали лишь единицы. Зато большинство с неодобрением и зачастую со злой иронией вспоминали бездумную волну всеобщей коллективизации на селе. Она погубила не только массу простых людей (высланных, осужденных), но и лишила села настоящего хозяина, крепких крестьянских семей.
В исторических передачах не раз звучало то, что многие красноармейцы в первые месяцы не очень-то рвались воевать (плюс бездарность командования). Отсюда и невиданное в истории количество пленных, погибших, пропавших без вести.
Но это лишь одна сторона медали. Были и бесконечные очереди добровольцев в военкоматы, где школьники прибавляли себе годы, чтобы попасть на фронт.
А ряды народного ополчения? Их запечатлели бесстрастные кадры кинохроники. Рабочие, учителя, преподаватели вузов, совсем не военного вида, возрастом далеко за сорок. Возможно, участники Гражданской войны, вооруженные старыми винтовками.