28 панфиловцев. Велика Россия, а отступать некуда, позади Москва!

Першанин Владимир Николаевич

Матвей Сташков навел ствол пушки в основание башни. Над головой просвистела пулеметная очередь.

– Вот гады! Прицелиться не дают, – бормотал старый артиллерист, нажимая на спуск.

Бронебойный снаряд врезался со скоростью 770 метров в секунду, пробил основание башни и бешено закрутился в узком пространстве боевого отделения, калеча экипаж. Раскаленный до малинового свечения, он зажигал тряпье, смял гильзу в боеукладке.

Мгновенно вспыхнул порох в одной-другой гильзе, сдетонировали несколько снарядов. Но старый артиллерист Сташков не успел

порадоваться победе.

Еще один танк возник в перекрестье прицела. Капитан услышал, как лязгнул затвор, загоняя в казенник очередной снаряд. Заряжающий действовал четко. Оставалось немного подвести прицел и нажать на спуск. Всего несколько секунд. Но этих секунд у Матвея Игнатьевича Сташкова не хватало, и, похоже, они могли стать последними в его жизни.

Михаил Шишкин и двое бойцов из роты Гундиловича бросили противотанковые гранаты в прорвавшийся «Т 3» почти одновременно.

Одна взорвалась на броне и снесла курсовой пулемет. Вторая рванула у кормы, тоже не причинив особого вреда. Третья подкатилась под гусеницы, но не сработала. Видимо, молодой боец не поставил ее на боевой взвод.

Танк встряхнуло, сбило прицел, а двухкилограммовый 50 миллиметровый снаряд с воем пронесся над головой Сташкова и взорвался на верху капонира.

Капитана Сташкова тоже крепко тряхнуло, и он промахнулся. Расстояние между танком и орудием сократилось до ста метров. Новые снаряды, которые вогнали в казенники заряжающие, стали бы для кого-то смертельными.

Но вмешался лейтенант Жердев. Вместе с расчетом он сумел развернуть 75 миллиметровку за считаные секунды и выстрелил, едва успев прицелиться.

Болванка пробила, вывернула башенный боковой люк. Тело наводчика с оторванной рукой слетело с сиденья. Снаряд расплющился о казенник орудия, раскидав в стороны веер огненных брызг и осколков.

Сумел выскочить лишь механик-водитель, а танк через несколько минут загорелся.

Однако судьба батареи Матвея Сташкова была уже решена. Сразу три танка (из них один тяжелый «Т 4») шли на нее, стреляя на ходу. Немного приотстав, двигался девятитонный бронетранспортер «ганомаг» со спаренным пулеметом.

Прямое попадание снаряда подбросило и опрокинуло орудие. Два оставшихся вели ответный огонь и подожгли «Т 3». Ответный снаряд тяжелого танка «Т 4» разнес соседнюю пушку.

Огонь велся с расстояния не более ста метров, и осколочный снаряд уничтожил не только пушку, но и почти весь расчет. «Т 4» продолжал свой бег, подминая землю отполированными гусеницами.

– Дави русских артиллеристов, – дал команду механику командир танка.

Лейтенант Жердев, с перебитой ногой, видел, как «панцер» раздавил убитого наводчика, сплющил и раздробил ноги контуженному сержанту. Тот кричал, затем крик внезапно оборвался, а «Т 4» вспахивая мерзлую землю, круто развернулся в сторону лейтенанта Жердева.

В такие секунды в человеке смешиваются страх, отчаяние и попытка уйти от смерти. В кобуре лейтенанта имелся «наган», но он бы не помог. Леонид нащупал один из разбросанных вокруг снарядов. Удивительно,

но у него хватило сил приподняться и выставить перед собой как винтовку со штыком снаряд с остроносой фугасной головкой.

Механик-водитель уже сворачивал в сторону, слыша, как кричит над ухом командир танка, которого он не любил за укоренившуюся привычку давить гусеницами живых и мертвых.

– Сворачивай, этот сумасшедший нас взорвет!

Крутнувшиеся гусеницы, выбросив фонтан земли и грязного снега, лязгнули в метре от истекающего кровью долговязого русского лейтенанта, который решил драться до конца и взорвать себя вместе с вражеским танком.

– Добей его, – приказал немецкий лейтенант заряжающему.

Унтер-офицер не хотел вылезать, да и останавливаться было нежелательно. Продолжала вести огонь уцелевшая русская пушка. Но двадцатилетний лейтенант был намерен отомстить за пережитый страх, когда он чуть не наехал на шестикилограммовый фугас со взрывателем.

Танк остановился, унтер-офицер с укороченным автоматом целился в русского лейтенанта. Тот тяжело дышал и по-прежнему сжимал в руках снаряд.

У короткого автомата, которыми вооружали часть танковых экипажей, был неточный бой, а ствол разбрасывал пули в стороны. Можно легко угодить в снаряд, до которого было не более десятка метров.

Унтер крикнул русскому лейтенанту:

– Брось снаряд! Слышишь?

– Слышу, – рассмеялся странным булькающим смехом тяжелораненый офицер.

И с силой толкнул снаряд, который покатился к танку. Заряжающий дал одну и вторую очередь. Смерть лейтенанта Леонида Жердева была быстрой и почти безболезненной. Тоска по родным, желание жить ушли раньше, когда возле него остановился танк и немецкий танкист передернул затвор автомата.

Но и унтер-офицер пережил лейтенанта на несколько минут. Вокруг шел бой, стреляли из пулеметов, винтовок.

Уцелевший артиллерист, прячась в воронке, поймал в прицел карабина танкиста, который вылез на броню, чтобы оттолкнуть фугас, если он докатится до «панцера». Но снаряд уткнулся в тело одного из погибших, а унтер-офицер торопливо полез в боковой люк.

Он уже втиснулся на три четверти в башню. Наружу торчал обтянутый комбинезоном зад и ноги в шипованных башмаках.

Артиллерист, это был наводчик одного из разбитых орудий, был метким стрелком. Пуля прошила комбинезон и вошла в бедро, раздробив кость. Это была тяжелая рана, из которой вытекала черная кровь, пропитывая добротный комбинезон.

Наводчик выстрелил еще два раза и пробил ладонь одного из танкистов, втаскивающих обмякшее тело камрада.

– Вперед, – скомандовал лейтенант. – И закройте немедленно люк, пока нас не перебили из винтовок.

Основная часть роты, не считая подбитых и горевших танков, уже ушла вперед. «Т 4» их догонял, потому что лейтенант был заместителем командира танковой роты.

Отъехав с полкилометра, остановились, чтобы посовещаться. Вытащили наружу тело заряжающего, который уже потерял столько крови, что побелел и не мог двигаться.