3+1=...
Шрифт:
А как их было удержать, если она, такая охуенная — рядом. Он обещал не лапать? Пошло все на хрен!
Кожа гладкая. Везде-везде гладкая. Смертельно вдруг захотелось проверить, насколько она гладкая там, между ног. И пальцами проверить, и даже языком. Но Марина именно этим местом ерзала, терлась, и потрогать ее там пока не получилось. Зато Андрей дотянулся до всех других мест.
Твердая упругая грудь сама толкнулась в ладони сосками. Марина застонала совсем громко и выгнулась, вжимаясь в его ладони, когда он занялся ее грудью всерьез. И потом, дальше, ниже, она тоже
Он же собирался использовать второй шанс!
Они одновременно оторвались друг от друга. Пока Андрей, неловко ерзая, стаскивал трусы, Марина смотрела на него поплывшим взглядом. Растрепанная, с розовыми щеками, соски торчком. Взять бы ее сейчас, вот не раздумывая, опрокинуть и взять. Чтобы сбить этот дикий звон в ушах. До одури же хочется! А потом уже и ее… языком…
Его снова толкнули в грудь ладонью, вынуждая лечь.
— Ты мой… — шептала она, опускаясь на него. — Ты мой… — шептала она, прогибаясь. — Ты весь мой… — шептала она, скользя по нему.
Да кто бы спорил, Мариша! Но ты… ты… ты…
Нет, ни единого слов возражения из Андрея не вырвалось. Он на какое-то время вообще замер, просто наслаждаясь.
Как она двигалась. Как прогибалась. Как скользило ее тело вдоль его. Он приподнялся на локтях и чуть не ослеп. Теперь он видел это отчетливо — как слегка раздвинутые складки розового женского естества скользят вдоль его члена.
Это охрененно красиво. Но долго так выдержать невозможно.
— Мариша… — прохрипел Андрей. Кое-как сел, прижал ее к себе. — Убей меня, но терпение кончилось. Все, что хочешь, потом сделаю, но сейчас… Сейчас дай мне себя.
Она издала какой-то мурлыкающий горловой звук, а потом приподнялась и в одно неуловимое движение опустилась на него!
Андрей чуть не сдох от наслаждения в этот момент. Как там было туго, горячо, влажно. Как сразу захотелось опрокинуть ее, врубиться до упора и долбиться. Но кто-то орал на краю сознания — орал двумя детскими голосами: «Нельзя! Нельзя! Нельзя!».
Разъединить тела оказалось очень трудно. Почти невозможно. Физически больно. А потом Марина добила его — жалобным всхлипом, взглядом, полным обиды, дрожащими губами.
— Почему?.. Андрей, почему ты?.. Зачем мы остановились?..
Он снова сгреб ее. Слова приходилось проталкивать через горло.
— Сейчас… Погоди… Я сейчас… Я быстро…
Получилось и в самом деле быстро — выпустить Марину из рук, перегнуться, поднять штаны и вытащить из кармана требуемое. Воспользоваться.
А потом опрокинуть ее на кровать, сцеловать обиду и разочарование с глаз и губ. И взять — так, как и хотелось.
Ее ноги на его пояснице. Его яростные и глубокие движения. Что он там собирался исправить?! Его опять срывает. Но все же сейчас иначе. До одури хочется ее. И так же до одури хочется, чтобы она улетела с ним.
Ну почему, почему у девочек нет таких же простых и убедительных сценариев для оргазма, как мужиков?! Почему у вас все так сложно и неочевидно?
У всех. Но не у
Неважно, наверное. Потому что в итоге все вышло предельно убедительно. Так что сомнений не осталось. Ее выгнувшееся тело, то, как сжались ее ноги вокруг его спины. И сильная и долгая пульсация. Она-то и выжала из Андрея последние остатки терпения и выдержки.
Какая же ты у меня умница. Успела. Какая сладкая девочка. В качестве благодарности сладкая девочка получила тяжеленое и обессиленное мужское тело сверху.
Примерно год назад Марина в супермаркете совершила импульсивную покупку. Вообще-то, такие поступки были ей несвойственны. Но тут что-то пошло не так. И в ее квартире, точнее, в ее спальне, поселилась большая мягкая игрушка. Уже потом Марина узнала, что игрушка имеет специальное название — «Гусь-обнимусь».
Конечно, в таком стыдно признаваться. Марина никому и не признавалась. Но спала Марина именно с этим гусем. И именно сейчас, лежа на плече Андрея, положив руку ему на грудь, а ногу закинув на его бедро, слыша его еще шумное дыхание, Марина именно это и сказала.
— Ты круче, чем гусь-обнимусь.
— Кто?
Давай, Марина Геннадьевна, давай! Объясни взрослому мужику, кто такой гусь-обнимусь!
— А твои мальчишки не спят с мягкими игрушками?
— Да вроде бы вышли уже из этого возраста.
Было очень странно вот так лежать в постели, быть голыми и еще горячими после близости и разговаривать про мягкие игрушки. И про детей Андрея. А еще очень хотелось спросить, а как было раньше? Неужели Дема и Кася и в маленьком возрасте совсем не спали с мягкими игрушками?
— Мариш… — пальцы Андрея коснулись ее шеи, забрались в волосы. — Так что там за гусь?
Ее окутали только-только угомонившиеся мурашки. То ли от касания его пальцев. То ли от хриплого «Мариша».
Марина глубоко вздохнула, а потом, почти не запинаясь, объяснила, что такое этот «Гусь-обнимусь». И подняла голову с плеча Андрея, чтобы посмотреть ему в глаза. Давай. Можешь смеяться. Да, я, взрослая, адекватная и далее по списку, сплю с мягкой игрушкой! Потому что иногда очень хочется ночью кого-нибудь обнять. Хотя бы плюшевого гуся.
Андрей молчал. А Марина снова зависла, разглядывая его. Теперь не тело, теперь только лицо. В нем что-то изменилось, и Марина вдруг ясно и отчетливо поняла — что. С лица Андрея исчезло все то, что обычно на нем присутствовало — хмурость, недоверчивость, язвительность, сарказм. Оно было очень открытым. Даже будто беззащитным. А потом губы Андрея тронула улыбка. Совсем непохожая на обычные его улыбки. Такая… мягкая. И… благодушная, наверное. Эта улыбка что-то перевернула в Марине, и прежние мурашки вернулись, приведя с собой новых. И единственное слово, которое теперь было в ее голове — нежность. Нежность к этому большому мужчине с новой улыбкой.