30 контейнеров для господина Зет
Шрифт:
— Ну и ну!
— Вот так лох!
— Молодец, клянусь Черной Смертью!
— В жизни не видывал такого вьюна… Обвалявшийся в песке Рябой шел на противника, расставив руки.
— Чтоб меня съели! — орал он. — Чтоб я попал в дыру! Я его придушу! Я ему все кости переломаю!
Однако в его голосе не чувствовалось прежней самоуверенности. Скорее он подбадривал сам себя грозными воплями.
Улье понимал, что высадка срывается окончательно. Если бы не нога, он с легкостью прорвал бы кольцо колонистов, добежал бы
Рябой попытался обхватить разведчика здоровенными ручищами. Стиснув зубы и охнув от боли в ноге, Улье провел бросок через плечо. Он постарался тушировать противника мягко, словно они боролись в тренировочном зале, и, не разжимая захвата, буквально паспял тяжелое тело Рябого на песке. Потом выпустил его и разогнулся.
— Достаточно? — спросил он. — Или прикажете повторить?
— Лопни мои глаза! — рявкнул Рябой и с неожиданной ловкостью, едва поднявшись на четвереньки, прыгнул. Он хотел схватить своего верткого врага за ноги, но снова неудачно. Глубоко пропахав по инерции песок, он встал и обалдело помотал головой.
— Ну и ловкач, — пробормотал он. — Клянусь милостивым дьяволом! В жизнь бы не поверил.
— Кто еще желает попробовать свои силы? — предложил Улье, добродушно улыбаясь.
Он шел ва-банк. Сейчас они навалятся всей кучей и разорвут его на куски либо…
— Не сметь! — прогремел голос Атаманам — Кто его тронет, ответит головой!
Готовые броситься на чужака урки замерли.
— Атаман! — после паузы, вызванной всеобщим замешательством, произнес чернобородый калека. — Неужто этот лох уйдет безнаказанным?!
— Он как будто не собирается уходить, — ответил Атаман и обратился к непринужденно стоявшему в окружении врагов Ульсу: — Отвечай, кто ты? Лох?
— Так ли важно, кто я? Я пришел к вам. Если можете принять к себе — примите. Если нет — отпустите с миром. Я никому из вас не причинил вреда.
— Что скажете, ватага? — обратился Атаман к присутствующим. — Он смел и ловок. Он хочет быть с нами. Что ему ответить?
Лица урок потихоньку расплывались в улыбках, обнажавших щербатые, скошенные впереди зубы — следствие исключительно жидкого питания.
— Да! — крикнул кто-то.
— Парень подходящий, — буркнул другой.
— Чего там, достоин…
— А твое мнение, Рябой? Вы с ним, кажется, не поладили? — спросил Атаман.
Рябой перестал стряхивать песок с плеч и приблизился к Ульсу.
— Ты меня вроде как опозорил, — начал он. — Но ты единственный, кто смог меня побороть. Единственный! Не думал, что встречу такого человека. Но раз уж встретил… — Он протянул разведчику руку: — Держи! Я не таю зла.
И он от души пожал ладонь своего победителя.
— Очень хорошо, Рябой, — одобрил Атаман. — Настоящие урки не затевают между собою ссор. А он с этой минуты наш. Как тебя зовут?
— Зовите
— Преклони колено, Ул, и повторяй за мной, — приказал глава ватаги. — Клянусь ненавидеть Башню. Клянусь выручать своих. Клянусь повиноваться вожаку. Клянусь чтить милостивого дьявола.
Не без труда припав на здоровое колено, разведчик послушно повторил.
— Отныне ты посвящен в Подземные Братья, — произнес Атаман, дотрагиваясь двумя пальцами д плеча коленопреклоненного неофита. — Так называется наша ватага. Отныне и до смерти твоя жизнь вручена нам, а наша — тебе. Встань, брат Ул.
Посвященный в урки повиновался, но едва он перенес тяжесть тела на левую ногу, в глазах помутилось от боли и земля ушла куда-то косо вбок.
Очнувшись от короткого обморока, он увидел, что Рябой бережно поддерживает его голову, а Атаман разглядывает укушенное колено.
— Что, желтая пиявка? — спросил тот.
— Она самая, — подтвердил Улье.
— Жаль, — Атаман слегка нахмурился. — Ну да ничего. Может, и выживешь. Рябой!
— Слушаю, Атаман.
— Раздобудь-ка ему баху. Желательно почище. Думаю, он вправе рассчитывать на твою любезность.
— Ага. Я мигом! — И силач со всех ног понесся где беззаботно плескались лохи.
— Лежи тут, отдыхай, — и Атаман удалился.
Пытаясь отвлечься от жгучей боли в ноге, Улье размышлял о том, сколь неисповедимы пути человечеcкой речи. Блатные жаргоны изобретались для того, чтобы можно было выделиться из общей массы, безошибочно узнавать своих. А в колонии, где все говорят на жаргоне, блатной феней нередко становится литературный язык… Поистине забавно.
Вернулся Рябой с выстиранным на скорую руку одеянием.
— Сейчас просохнет, и можешь надевать, — заговорил он, расстилая ткань на горячем песке. — Там земляные кусаки были, но я вытряс всех до единой. Так что надевай смело. Как нога — очень болит?
— Очень.
— Ничего, брат. Не горюй. Я своими глазами видел одного, который выжил, — утешил его Рябой. — А ты парень крепкий. Слушай, кто тебя научил так драться?
— Никто, — Улье безучастно смотрел в небо. — Само получается.
— Ишьты!.. — восхитился детина. — Хорошо, что ты к нам попал. Наша ватага — не чета прочим. Вот пойдем обедать — сам увидишь. Тебе такие чудеса и не снились. Дойдешь? Тут недалеко.
— Дойду.
— Не дойдешь — так дотащу. Ей же, дьявол, ты настоящий урка. Хочешь — пожмем руку на брата?
— А как это?
— Верно, где тебе знать. Это делается так, — Рябой охватил пятерней ладонь разведчика и сплел свой и его большие пальцы. — Теперь надо сказать: «Рябой мне брат».
— Рябой мне брат.
— Ул мне брат, — и силач в восторге стиснул руку названого брата, да так, что тот едва удержал вскрик.
— Тебе лежать удобно? — спросил Рябой участливо.
— Спасибо, вполне.