31 Декабря
Шрифт:
Звук получился на удивление глухой. Пес смешно хрюкнул и осел на задние лапы.
Я ударила еще раз. Он не отстранился, и я начала лупить, не переставая. А пес просто зажмурился и прижал уши к голове,
вздрагивая от каждого моего удара.
— Алеся, прекрати его бить, пожалуйста, он уже все понял и не будет тебя больше никогда похищать, — громко попросила
Кристина, замерев на последней ступеньке.
— Я… я… — вслед за беспричинной агрессией пришла истерика. Я обхватила пса
лбом в стену, прижалась к бедной, забитой жертве моего неадекватного поведения. Пес заскулил.
Вот все побои сносил мужественно, а как я заревела, так сразу и раскис.
— Ну все-все, — Кристина оказалась мужественной женщиной. Не испугалась моих соплей, спасла песика, подняла меня,
отняла кроссовок и повела обратно в комнату, — сейчас мы тебе кроссовок починим, обряд закончим и в аэропорт отвезем. У
нас еще есть пятьдесят минут. Все успеем.
В меня влили чашку чая, который я пить опасалась, но под пристальным взглядом Богдана с трудом выпила, перешнуровали
кроссовок, одели, обули, довели до угнанной машины и даже до аэропорта довезли вовремя, где помогли с вещами,
проводили на регистратуру и пожелали счастливого нового года.
Перед прощанием Кристина крепко меня обняла, быстро дунула в лицо, загадочно улыбнулась и ушла, обернувшись разок,
чтобы помахать рукой. Богдан, сопровождавший нас всю дорогу, даже не попрощался и ушел, не оборачиваясь.
Удивительно, но бледную и заплаканную меня совершенно спокойно допустили к посадке, и никто даже странно не
посмотрел. И дома никого не удивил мой внешний вид, а я решила ни о чем не рассказывать.
И на следующее же утро утвердилась в правильности своего решения. Детали сумасшедшего предновогоднего утра быстро
стирались из памяти. Ускользали имена и лица, пропадали диалоги и эмоции. Спустя месяц я уже и не вспоминала о
бредовом похищении и каком-то принятом мною даре. Не вспоминала ни о странном старике, ни о невысокой улыбчивой
девушке, и про подозрительных парней я так ни разу не вспомнила, но иногда, краем глаза, случайно замечала высокую,
светловолосую фигуру. Всегда только вскользь, уголком глаза и нечетко. Порой ощущала пристальный взгляд, от которого по
спине пробегали холодные мурашки.
Это не позволяло полностью выкинуть из головы 31 декабря 2016 года, самый сумасшедший день моей жизни. Моей
прошлой, совершенно обычной жизни.
В полночь, когда календарь на телефоне с 30 декабря переместился на 31, под ложечкой неприятно засосало.
Елка уже стояла на своем законном месте в углу и перемигивалась разноцветными огоньками новогодней гирлянды. Дождик
и мишура охотно отражали разноцветные всполохи.
Откуда появилось чувство беспокойства,
моря по удачно выбитой путевке еще неделю назад и примерно столько же не должны были возвращаться. Тетя Нюра
осталась довольна моей плохой актерской игрой, поздравлением с новым годом и сообщением, что я заболела (кха-кха) и
приехать на эти праздники не смогу (кха-кха).
Новый год мне предстояло праздновать в гордом одиночестве, что еще вчера меня очень воодушевляло.
А сегодня почему-то было неспокойно.
К обеду меня немного отпустило, и салаты я нарезала в приподнятом настроении, накрыла стол на одну очень важную
персону и даже проверила, хорошо ли охладилось шампанское, и не выставить ли его ненадолго на балкон, для более
продуктивной подготовки к празднику. В шесть часов я уже и думать забыла о всяких плохих предчувствиях и пыталась
вызвонить хоть кого-то из родни, чтобы поднять себе настроение еще больше.
Как раз в этот момент и раздался звонок в дверь. Обычная, безобидная трель не подготовила меня к превратностям судьбы
и к тому ужасу, что я увидела за дверью.
Не зря мама говорила, что нужно сначала в глазок смотреть, а уже потом дверь открывать.
На пороге стоял улыбающийся псих, которого в среде таких же ненормальных звали просто Глеб. Я не могла сказать, откуда
я это знаю, просто, увидев нагло скалящуюся морду, поняла, что это вот Глеб и мы с ним знакомы.
Просто Глеб вручил мне коробку, аккуратно завернутую в черную, матовую подарочную бумагу с золотыми снежинками,
уверенно отстранил и прошел в квартиру, сразу заняв все пространство.
— Какого…?
— Гостей ждешь? — пока я топталась в прихожей, борясь с шоком, он успел снять куртку, разуться и утопать в комнату в
выловленных здесь же тапочках. Моих любимых, с зайчиками. И пусть они мужские и сорок пятого размера, но с зайчиками, и
за это я готова была простить им даже лишнюю тяжесть и слишком большой размер. Но простить чужие ноги была не в
силах.
Этот бешеный громила только что лишил меня моих зайчиков и должен был за это поплатиться.
— Одна праздную, — глядя исподлобья на расхаживающего по моей уютной, маленькой, однокомнатной квартирке
неандертальца в трофейных тапочках, я пыталась решить, чем бы его таким тяжелым огреть. Подарком или лучше
задействовать для этого дела чугунную сковородку, которую мне вручили летом, строго велев заменить этой семейной
реликвией мой тефалевский сковородочный позор.
Сковородка была тяжелее, но находилась на кухне, а подарок был в руках, и им можно было бить.