33 рассказа о китайском полицейском поручике Сорокине
Шрифт:
«Вот он – «Лондон» и есть! Трудно ошибиться, особенно если под иероглифами написано по-русски! А вот, смотри – «Товарищество Оптик», а сверху опять иероглифы! Ну и что? Это просто такой город! Такой удобный! Можно жить всем! И не надо учить никакого китайского!» Он немного успокоился и решил созерцать и не думать больше ни о чём сложном и к концу поездки, уже приближаясь к 15-й улице Фуцзядяня, вспомнил слова Штина о том, что, если Бог даровал жизнь, значит, надо жить. Однако отделаться от ощущения, что Харбин это не его город, не мог.
Михаил Капитонович быстро разобрался со всеми
«Хорошая догадка, но – не великая!» – резюмировал Сорокин и как мог жестами объяснил рикше, что надо возвращаться.
Когда на обратном пути съехали на Мостовую, он закричал, рикша обернулся, Михаил Капитонович показал ему рукой направо на Участковую, и тот свернул.
«Вот видишь? А ты переживаешь! Не нужен тебе никакой китайский» – этой мыслью он, как могильной плитой, придавил свои переживания, вошёл в «Лотос» и сел за столик, за которым сидел с Ивановым, когда тот привёл его сюда в первый раз. Столик располагался в углу, и отсюда был хорошо виден вход.
– Сто изволит, господина? – спросил моментально подбежавший к столику официант, который был больше похож на обычного московского полового: весь в белом и с перекинутым через руку полотенцем.
– Как всегда! – распорядился Михаил Капитонович и снова подумал: «На кой чёрт тебе китайский?» – Пилимени, капусыта и водыка?
– Да, а ещё придумай что-нибудь сам… – Сыладка сывинина с молодой росток бамбукэ?
– Давай, не пробовал!
Китайский половой покачал головой и растянулся улыбкой.
– Пыробовал, гаспадина… не помни… оссень фыкусна, гаспадина, люби эта кусай!
– И хлеба, чёрного!
– Конесна, гаспадина, хлеба, оссень сёрный! Какы фсе русский гаспадина люби!
Сорокин ждал.
Ровно в тот момент, когда половой принёс капусту и парящее блюдо с пельменями, в ресторан вошли Ремизов и мадам Изабелла. Сорокин поднял руку и привстал. Половой повернулся к ним, согнулся в поклоне, провёл по залу и отодвинул для Изабеллы стул.
– Мадама! – сказал он ей и исчез.
Сорокин решил поиграть:
– Какими судьбами? Вы тоже тут угощались с Ильёй Михайловичем?
– Нет, мы здесь в первый раз!
Сорокин понял, что игра бессмысленна, что они и не скрывают, что следят.
– Михаил Капитонович, у нас от вас нет тайн… – Я понял!
– И мы не хотим ничего скрывать.
Сорокин кивнул.
– Эти три дня вы были заняты!..
– Да, мне передали все дела Иванова.
– И…
– И «Ремиз»!
Ремизов и Изабелла переглянулись.
– Но там нет нескольких документов, вырваны… – Ли Чуньминь! – выдохнул Ремизов. – Тогда давайте без обиняков… Ремизов согласно кивнул.
– А может быть, вы закажете что-нибудь? Я голодный! – сказал Сорокин и увидел, что Изабелла улыбнулась. – Не стесняйтесь, тут вкусно и недорого…
Изабелла посмотрела на Сорокина с укоризной.
– Да, вы правы, – сказал Ремизов, позвал официанта и разговаривал с ним минуты три. Слушая их разговор, Михаил Капитонович искренне завидовал – Ремизов говорил на китайском языке, как на родном, и тогда Сорокин сделал для себя окончательный вывод: «Не нужен тебе никакой китайский, ты всё
– Иванов вам рассказывал что-нибудь про Китай?
Сорокин отрицательно покачал головой.
– Не успел! – Ремизов глубоко вздохнул. – Это длинная история…
– Я не тороплюсь! Тем более, судя по тому, сколько вы наговорили официанту, – и у нас с вами длинная история!
– Вы правы! Так вот, Илья Михайлович никуда не собирался уезжать из Китая. Однако происходило такое, что не могло его не волновать и не расстраивать… Дело в том, что Китай находится в сложной ситуации не только из-за своих внешних событий, но и внутренних тоже. Нам это незаметно, мы – живём и живём одним днём, а для Ильи Михайловича Китай стал чем-то вроде тихого пристанища… «И последнего!» – подумал Сорокин.
– И последнего, – произнесла Изабелла, она задумчиво смотрела перед собой и заправляла папиросу в мундштук.
– Илья Михайлович был очень опытный и проницательный человек, его опасения относительно русских – здесь – основывались, как ни странно, не на Советах, их он не боялся, а на японцах…
– Почему? – Сорокин смотрел на Ремизова.
– Потому что на Дальнем Востоке самый главный враг Китая – это Япония! Почему, я сказать не могу, затрудняюсь, но думаю, что Илья Михайлович был прав… Дело в том, что японцы очень активно, но тайно вмешиваются во все китайские дела. Они повсюду! Парикмахерские, рестораны, книжные магазины, фабрики, оптовая торговля… и везде взятки! Спрашивается – откуда столько денег? Ответ простой – опий! Вот это очень беспокоило Илью Михайловича! Опиум лишает китайцев воли и силы… – Ремизов замолчал, и Сорокин заметил его взгляд в сторону Изабеллы. Та курила и смотрела куда-то в пустоту. – Китайские генералы и министры видят, какие деньги проходят мимо их рук – сотни тысяч долларов… Все деньги получают японцы, по крайней мере, здесь, на северо-востоке, на юге этим занимаются англичане… А японцы набирают силу и подкупают тех, кто должен стать их союзниками, когда они начнут захватывать Китай…
Сорокин понимал, что это какая-то очень глубокая правда, которая была ему неизвестна, но которая как тоска и тревога изнутри пронизывала жизнь города: как бы спокойно в Харбине и в Маньчжурии ни чувствовали себя русские, это не их страна, и они тут всего лишь гости, на время. И когда-то это время должно будет кончиться.
– Кто такой «Караф», или «Караф»? – спросил он.
– Это главный фигурант дела «Ремиз», правильно будет – «Караф». Это Константин Номура, а «Караф» – это мы с Ильёй Михайловичем придумали, потому что Номура вырос и перебрался сюда с Сахалина, а Сахалин по-японски будет «Карафуто», мы только сократили…
Ремизов не договорил, официант стал подносить блюда, пахло так…
– Надо выпить! – предложил Ремизов и что-то сказал официанту. Тот поставил блюда и разлил водку.
– Мадама? – обратился он к Изабелле, Ремизов сказал несколько слов, официант пожал плечами и ушёл.
– Не дадут поговорить, перейдёмте в кабинет. – Ремизов снова позвал официанта, объяснил ему, тот кивнул и стал собирать блюда на поднос.
– Я попросил накрыть в кабинете, пусть побегает, а мы пока поговорим.