36 вопросов, чтобы влюбиться
Шрифт:
– Ну что же ты, Строгановская, никак не можешь поладить с пируэтом на пальцах, а? – громкий голос Ольги Николаевны накрыл Надю, как волна цунами.
Ответов такие риторические вопросы не требовали, поэтому Надя молча отошла к другим девочкам и уступила место следующей балерине.
– Не волнуйся, у меня тоже не выходит, – тут же зашептали девочки. Они всегда подбадривали друг друга, потому что знали не понаслышке, как невыносимо больно в балете быть хуже других.
Если спросить Надю, где ее дом, она, конечно, сначала назовет квартиру, в которой живет с родителями, а потом мысли ее перенесутся в просторный зал, где вместо стен
Наде было три, когда мама привела ее на просмотр, а тогдашний хореограф оценил отличную выворотность и длину ее ног и идеальный подъем стопы. «Ох, будущая прима, конечно, если будет усердно заниматься», – сказал он. Маленькой Наде, которая уже тогда очень любила, когда взрослые восхищались ею, эти слова запали в душу. Занятия ей нравились, растяжка давалась легко, преподаватели в один голос говорили, что у нее данные для настоящего балета. Но детство прошло, и в жизни их балетного класса появилась строгая и высокая Ольга Николаевна, в теле которой, казалось, не было ничего, кроме палки и мышц. И тут уже начался настоящий балет. Поблажек преподаватель никому не давала, почти не хвалила и в ту же секунду замечала, если хоть кто-нибудь расслаблял руки и ноги во время па.
Но Надя ее не боялась и, в общем-то, относилась к ней ровно. Ольгу Николаевну она воспринимала как ресурс, с помощью которого может стать лучше – как книжку или гантель. Надя просто сжимала губы на втором часу занятия, и, когда остальные девочки начинали хныкать и напоминать преподавателю о том, что время уже истекло, продолжала удерживать напряжение в мышцах и усердно выполнять то, что говорят. Наверное, Ольга Николаевна видела Надино упорство и иногда, придирчиво оценивая правильность поз, в которые Надя вставала, коротко говорила: «Хорошо, Строгановская!» Большей похвалы от нее никто не ждал и даже не надеялся получить.
– Ольга Николаевна, – легко переступая ножками в пуантах, подошла Надя к преподавателю, когда занятие закончилось.
– Слушаю тебя, Строгановская.
– Хочу завтра прийти сюда и позаниматься немного – с вращениями поработать, не выходят никак. Можно?
Ольга Николаевна приподняла бровь:
– Завтра суббота.
– Да-да, знаю. Тут никого не будет, и я с удовольствием несколько часов…
– А ты что, собираешься с балетом жизнь связать?
Надя растерялась:
– Не знаю, я не думала.
– То есть профессией своей ты балет делать не будешь?
Надя нахмурилась. Она вдруг поняла, что никогда не думала, а что потом – после окончания школы.
Так и не дождавшись ответа, Ольга Николаевна продолжила:
– Если не собираешься, тогда нечего тебе здесь делать. Ну отработаешь ты сейчас пируэты, какой толк? Потратишь время выходного, чтобы через год уже забыть про занятия.
– А вы считаете, что я могла бы? В настоящий балет пойти?
– На комплимент, Строгановская, ты не напрашивайся. Дурная привычка. Ты до потери пульса работать умеешь – это всегда помогает в любом деле. И данные у тебя хорошие.
– Разрешите, пожалуйста, мне позаниматься завтра. Мне нужно, чтобы у меня получалось, понимаете?
Надя действительно не могла позволить себе быть хоть в чем-то хуже других.
Ольга Николаевна покачала головой, но все-таки согласилась:
– Предупрежу охранника, ключи у него возьмешь.
В раздевалке оставалась только одна девочка, остальных в вечер пятницы
Надя распустила волосы, сняла купальник, белые колготки и, дождавшись, когда дверь за последней девочкой закроется, стала оглядывать себя в зеркале: худое и гибкое тело, как у всех балерин. Надя всегда была довольна своей фигурой: и руками с легким рельефом – такого можно добиться только на балете, бесконечно держа руки на весу, и сильными ногами, и подтянутым животом. Но особенно любила Надя то, что не сразу бросалось в глаза – плавность своих движений. Она даже специально, стоя у зеркала, попробовала резко и нарочито уродливо поднять руку. Не вышло. Вверх рука взметнулась, но красиво, изящно – так поднимает голову лебедь.
Надя была рада, что завтра у нее самостоятельное занятие. Хорошенько вымотаться, чтобы на раздражение не было сил во время эксперимента, – вот каков ее план. Надя до сих пор негодовала из-за того, что Дима позволил себе высмеять ее педантизм. «Подумаешь, – с обидой думала она, – нет ничего плохого в том, что я во многом хороша или стремлюсь быть таковой. Ни в какие рамки я себя не загоняла и, – тут она снова вспомнила Дашины слова, – на пьедестал не ставила! Вообще, каждому человеку нужно стремиться к идеалу, к тому, чтобы становиться лучше и лучше…» Вдруг Надя вспомнила о времени и маме, ждущей ее в машине, прервала свои размышления, быстро оделась и выскочила на улицу.
В субботу Паша в школу не явился, но обещал прийти в кафе, где они решили заниматься, поэтому Дима вышел из гимназии после уроков в одиночестве и не спеша поплелся к месту встречи. Шел он глядя под ноги. Последнее время груз забот и переживаний мешал ему, как раньше, подпрыгивающей походкой идти по городским улицам, считая себя королем мира. На перекрестке он все же поднял голову, чтобы перейти дорогу, и вдруг заметил бежевый плащ Верочки Рублевой на остановке. Пригляделся: точно она. Несколько минут Дима топтался чуть поодаль, все раздумывал: подойти или нет. Вот подул теплый апрельский ветер, и Верочкины волосы взметнулись в воздух. Она придержала их рукой и убрала упавшие на глаза пряди. Дима залюбовался. А когда наконец решился подойти, Верочка уже заскочила в подъехавший автобус. Путь Дима продолжил в совершенно дурном настроении.
Кафе было маленьким, но уютным. Дима сел за отдаленный столик и раскрыл тетрадь. Хотел повторить что-нибудь до прихода Паши, чтобы не выглядеть болваном. Но он смотрел в тетрадь и не верил, что это он сам всего пару месяцев назад делал конспекты – Дима не помнил из написанного ровным счетом ничего.
Паша пришел через несколько минут. Они заказали чай и несколько булок, чтобы официанты не донимали их.
– Говоришь, экзамен по истории хочешь сдавать? – поинтересовался Паша, вытаскивая из сумки учебник. – Куда поступать думаешь?
– На юридический.
– Надо же!
– А что? – Дима с любопытством посмотрел на озадаченного Пашу.
– Просто никогда бы не подумал.
– А зачем тебе вообще что-то обо мне думать, мы по сути едва знакомы?
Паша не стал отвечать. Раскрыл учебник и спросил:
– Так с какого момента ты перестал слушать историчку?
– Не знаю. У меня Древняя Русь очень плоха, все князья и походы смешались. Примерно представляю только, что Ледовое побоище – это когда Невский монголо-татаров утопил.