365 лучших сказок мира
Шрифт:
– Я потеряю голову, а ты славу. Знай, Диарбекир, что я сложил другую песню, в которой правдиво рассказал все, как было. Сто писцов сто дней переписывали эту песню. Она хранится у верных людей с завещанием пустить эти листки в народ, как птиц пускают на воздух, в день моей смерти. Пройдут века, а мир все будет знать о бедной, прекрасной султанше Зорайбе, о султане Азисе, о злом тиране Шидаре и о вероломном, низком слуге двух господ, визире Диарбекире. А теперь отправь на казнь меня и твое доброе имя.
Так и узнал весь мир о том, что случилось, и как случилось все,
Три бездельника
Во имя аллаха, единого, великого и милосердного. Прекрасным утром, какие бывают весною в Багдаде, ехал мудрый и славный халиф Гарун-аль-Рашид, – да будет благословенна его память, – с верным визирем Джиабеккиром по базару своего города.
По узким улицам длинными, бесконечными нитями тянулись караваны нагруженных верблюдов, выступавших неслышно, неспешно и важно.
Неистово кричали, захлебывались и плакали, как дети, маленькие ушастые ослы. Как это бывает с ними весною, они кричали не только при виде ослицы, но и при виде коровы. Потому что они ослы.
Словно торопясь умереть, бежали, часто перебирая ногами, сбившиеся в одну груду грязные овцы, поднимая облако пыли.
Стуча по земле маленькими копытами, бежали и скакали с испуганным взглядом, с тревожным блеяньем козы.
Ехали верхами на белых, на серых красивых конях, держа в руках кривые сабли в богатых ножнах, знатные люди. Несли в закрытых носилках женщин.
Жалобно пели дервиши, с подвязанной здоровой рукой, с подвязанной здоровой ногой, которыми они не пользовались, истязая себя, во славу аллаха.
С оглушительным стуком колотили сталь на наковальнях кузнецы.
Слесаря визжали пилами по железу.
Мелко, дробно и звонко колотили медники по тонкой меди, выковывая узорные чаши для омовений.
У мясных лавок висели на крючьях, украшенные красными бумажными розами, туши молодых барашков с большими широкими курдюками. И мясники проворно и ловко работали около них, одним ударом рассекая тушу на две совершенно равные половины.
Хлебопеки вынимали из печей золотые хлебы, нежные и пышные.
Из харчевен пахло уже чесноком, шафраном, луком, тмином, анисом и жирным пловом.
Торговцы коврами развертывали перед покупателями огромные тяжелые ковры и сами любовались яркими и живыми цветами.
– Возьми этот, господин! Он украсил бы спальню самого великого нашего халифа, да продлит аллах его дни! – Да продлит!
– Время вызолотило его ворс. Словно солнцем освещен он. Луч солнца войдет вместе с этим ковром в твое жилище.
Продавцы драгоценностей соблазняли женщин, закутанных в черные чадры, показывая им ценные вещи.
Бледно-розовые кораллы и похожую на кусочек утреннего неба бирюзу, – друзей человека, которые имеют свойство оставаться светлыми, пока человек здоров, и темнеют, едва человек заболел.
Рубины, – камень, который оживляет сердце, мозг, дает бодрость и память человеку, очищает застывшую, испорченную кровь.
Сапфиры, – которые охраняют человека,
Ониксы, – возбуждающие в сердце милосердие, в душе добродетель и изгоняющие пороки. Изумруды, – камень враг всякой нечистоты. Испытайте его: если мужчина и женщина живут друг с другом в распутстве, и около них этот камень, – он лопается при злоупотреблении природой.
Алмазы, – самые драгоценные из камней. Они удерживают ярость и сластолюбие, дают воздержание и целомудрие. Малейшая частица этого камня может отравить лошадь, если дать его в питье, а тем более человека. Эти горящие всеми огнями камни лучше всего освещают дорогу к женскому сердцу.
Жемчуга, которые означают слезы только тогда, когда они мелки. Крупный жемчуг еще никогда не заставлял плакать ни одну женщину.
Горели камни, горели женские глаза.
Глядя на все это и радостным сердцем слушая все эти голоса жизни, – лязг железа, крики погонщиков, стук копыт, визг пилы, клятвы, брань, зазывание торговцев, Гарун-аль-Рашид сказал своему визирю Джиабеккиру:
– Поистине этот город напоминает муравейник, где каждый муравей делает какое-то маленькое дело, – а в общем поднимается прехитрая постройка. Мне кажется, Джиабеккир, что правитель должен как можно меньше вмешиваться в эту жизнь, чтобы не быть похожим на того прохожего, который наступает ногой на муравейник и в одно мгновение разрушает то, что тысячи муравьев строили целые недели.
– Мудрость не покидает тебя, повелитель, как твой верный слуга. И ты не покидаешь мудрости, как ее верный слуга! – отвечал Джиабеккир.
В это время они проезжали мимо кофейни, которая в такой ранний час дня была еще пуста.
Только три человека сидели молча вокруг столика перед финджанами, – узорными чашечками густого кофе, – и молча курили абурих, – черный сирийский табак, прозванный «отцом благовония».
Гарун-аль-Рашид посмотрел на сидевших с улыбкой и сказал своему визирю:
– Во всем городе только три бездельника, которые с утра сидят в кофейне.
– Это немного! – сказал Джиабеккир. – И если аллах из-за трех праведников щадит город, – то из-за трех бездельников он не станет разрушать этого города!
Они поехали дальше, но путь им преградил обоз. Джиабеккир хотел было распорядиться, чтобы дали дорогу, но Гарун-аль-Рашид остановил его:
– Не будем наступать ногой на муравейник!
И они остались ждать, пока обоз проедет через улицу.
В это время они услыхали сзади себя шум и крики и, оглянувшись, увидели, что три бездельника, сидевшие в кофейной, вскочили со своих мест, опрокинули столик, чашки с кофе и наргилэ, [111] кричат во все горло и ожесточенно спорят.
111
Наргилэ, наргиле – восточный курительный прибор.