40 лет Санкт-Петербургской типологической школе
Шрифт:
Fedorov G. C'uzan mus'an' ylyn. Syktyvkar, 1989.
Fedorov G. B"orj"om giz"odjas. M"od kn'iga. Vostym. Syktyvkar, 1994.
Gabova E. Vospitatel'nical"on kaz'tyl"omjas. Vojvyv kodzuv Nr. 1,1997.
Ill'a Vas' (V. I. Lytkin) Myj meds'a dona da musa. Syktyvkar, 1994.
Juskov G. R"odvuz pas. Syktyvkar, 1988.
Syrj"anische Texte. Bd IV. Komi Syrj"anisch: Ober-Vycegda-Dialekt. Gesammelt von T. E. Uotila, "ubersetzt und herausgegeben von Paula Kokkonen. M'emoires de la Soci'et'e Finno-ougrienne 221. Helsinki, 1995.
ToropovI. Me verma, bat'"o. Syktyvkar, 1988.
Bubrih D. V. Grammatika sovremennogo komi jazyka. Leningrad, 1949.
Fedina M. S. = Федина
Fedjunjova G. V. ('ed.). = Федюнева Г. В. (ред.). Комия язык: Энциклопедия. М., 1998.
Fedjunjova G. V ('ed.). "Onija komi kyv. Morfologija. Syktyvkar, 2000.
Fici Giust^i, F. The perfect in Slavic // Bertinetto P. М., Bianchi V., Dahl "O., Squartini M. (eds). Temporal Reference, Aspect and Actionality. Vol. 2: Typological Perspectives.T orino, 1995.
Guentch'eva Z. ('ed.). L''enonciation m'ediatis'ee. Louvain; Paris, 1996.
Johanson L., Bo Utas (eds). Evidential. Turkic, Iranian and Neighbouring Languages. Empirical Approaches to Language Typology 24. Berlin; N. Y., 2000.
Journal of Pragmatics. 2001. Vol. 33.3.
Kuz'mina I. B., Nemcenko E. V. = Кузьмина И. Б., Немченко Е. В. Синтаксис причастных форм в русских говорах. М., 1971.
Ludykova V. М. "Onija komi kyvl"on sintaksis. I juk"on. Syktyvkar, 1993.
Lytkin V /. (ed.). = Лыткин В. И. (ред.). Современный коми язык. I. Сыктывкар, 1955.
Sahokija М. М. = Сахокия М. М. Диахроническая типология в морфосинтаксисе индоевропейских и картвельских языков (персидский, армянский, санскрит, русский, литовский, грузинский): Автореф. дис…. докт. филол. наук. Тбилиси, 1998.
Wiedemann F. J. Grammatik der syrjanischen Sprache mit Ber"ucksichtigung ihrer Dialekte und des Wotjakischen. St. Petersburg, 1884.
И. А. Мельчук
Определение категории залога и исчисление возможных залогов: 30 лет спустя [41]
1. Немного истории
Однажды вечером, более 30-ти лет тому назад (где-то в 1969 году, точнее уже не помню), Александр Алексеевич Холодович заговорил со мной о грамматическом залоге — у него в голове вызревал ряд интересных идей. Я стал отвечать, возражать, поддерживать; дискуссия продолжилась в обильной переписке. Через несколько месяцев Холодович предложил мне написать вместе с ним статью на эту тему. При первой же возможности я примчался в Ленинград, мы сели за стол и приступили. Затем в течение месяцев из Ленинграда в Москву летели
41
Выражение «30 лет спустя» в моем заглавии бессовестно украдено из статьи [Храковский 2000].
Главная идея этой статьи состоит в том, что грамматический залог как категорию глагольного словоизменения надо определять через соответствие между семантическими и синтаксическими актантами глагола: идея не такая уж новая, но до тех пор не проводившаяся с достаточной последовательностью, да и разделявшаяся далеко не всеми [Мельчук, Холодович 1970: 122–123]. Кроме того, новинкой был и сам подход, основанный на переборе логических возможностей. Предложенная нами техника позволяла построить логически полное исчисление конкретных залогов (= граммем категории залога). Что мы и сделали — не без неточностей, но довольно успешно для первого раза. Начало изучению залога как схемы межуровневых соответствий, а именно, соответствий между семантическими и синтаксическими актантами (глагольной) словоформы было положено. Следствием этого явилась целая серия публикаций — [Холодович 1974; Храковский 1978, 1981 и т. д.], перечисленных в [Храковский 2000].
С тех пор я не переставал работать над уточнением логической системы залоговых граммем, по-прежнему в рамках того же подхода. Следующий шаг вперед, который представляется мне весьма существенным, это перенос рассмотрения залоговых семантико-синтаксических соответствий на глубинно-синтаксический уровень: вместо подлежащего, прямого дополнения и т. д., в дело были пущены глубинно-синтаксические актанты, над внедрением каковых в синтаксис я как раз работал в то время [Мельчук 1974: 138–139]. Осознание того факта, что залог — это явление глубинно-синтаксического уровня, открыло новые возможности описания [Melcuk 1988: 184 и сл.; 1993; 1997; Мельчук 1998: 162 и сл.]. С тех пор многое было переформулировано, ряд понятий уточнен, какие-то темные места прояснены, добавлены новые параллели, и т. д. Однако суть исходного пункта осталась неизменной:
В основе понятия залога лежит соответствие между семантическими [=Сем-] и глубинно-синтаксическими [=ГСинт-] актантами глагольной словоформы, т. е. то, что мы назвали диатезой.
В настоящей статье, посвященной светлой памяти моего учителя и старшего друга, я хотел бы подвести краткий итог моим тридцатилетним поискам и поделиться с читателями тем, что я знаю о залоге сегодня. Учитывая недостаток места, я ограничусь почти что «майскими тезисами», далее если я и не могу надеяться на успех, соизмеримый с успехом «Апрельских тезисов»! По понятной причине я полностью отказываюсь от обзора соответствующих работ и от серьезных ссылок: литература залога огромна.
2. Центральное понятие: диатеза
Центральное понятие, на котором основано определение залога, — это диатеза (термин, насколько я помню, был предложен А. А. Холодовичем; он используется мной в несколько ином смысле).
Диатезой словоформы W называется соответствие между ее семантическими и глубинно-синтаксическими актантами [= — А]: СемА i <=> ГСинтA j.