419
Шрифт:
Возникли отряды отщепенцев — называли себя Советами бдительных и Освободительными армиями; люди уроборосами пожирали своих. Вновь вскипали древние этнические междоусобицы, формировались новые фракции. Бои шли в основном на западе, вокруг Варри, под Портако. Деревня Ннамди трещала по швам, распадалась на куски, но оставалась на далекой периферии и от худшего была избавлена. Пока.
И все равно. Самое время сваливать.
Ннамди послал весточку матери — мол, его не будет неделю, а то и дольше. Вышло гораздо дольше.
61
Сквозь свое
По берегам подходы к мосту охраняли с флангов каменные львы «За Короля и Отечество» — имперские шахматные фигуры, угрюмые, как и полагается стражам.
На мониторе десктопа молчаливо, неотступно ждала недоредактированная рукопись.
Лора снова продиралась сквозь чужую жизнь, отыскивала несостыковки, выделяла ключевые события, составляла хронологию и таблицу стилей. Автор, напыщенный чех с большим коком (судя по фотографии), склонен был сочетать противоречащие друг другу наречия и прилагательные: «невозмутимо взволнованный», «яростно безмятежный», «всеобъемлюще узколобый». Она все это прилежно помечала, но, дойдя до словосочетания «угнетающе свободный», задумалась. Можно ли быть угнетающе свободным? «Да, — подумала она, — можно». Порой выбор парализует тебя, сокрушает. После этого она списывала подобные выверты на авторскую причуду, которой надлежит потакать, а не на ошибку, которую следует исправить.
Чай в чашке остыл.
Она глядела сквозь себя, «деятельно игнорировала» рукопись, поселившуюся на экране. Внизу, в городе мигалки «скорой помощи» отражались в гладком стекле, в четкой геометрии городского ядра.
«Как красиво», — подумала она.
Сержант Бризбуа стоял в луже красно-синего этого света в переулке. Внутри периметра желтой ленты, в устьях переулка — патрульные машины. И «скорая» приехала.
В прорехе между офисными зданиями Бризбуа едва различал башни на гребне холма. Второй дом, слева. Третье окно в верхнем углу. Она явилась сегодня в СУТ, не предупредив заранее, попросила фотографии с места несчастного случая.
— Уверены? — спросил он. — Такое себе зрелище.
Она и не вздрогнула. Поначалу. Разглядывала их, будто искала что-то — и не просто улики. Один снимок, затем другой, и наконец…
Поглядела на Бризбуа, улыбаясь, в глазах слезы.
— Кто бы мог подумать, — сказала она.
— Что такое?
— Свитер. — На одном снимке виден вязаный узор. Геометрический. Не олени. — Кто бы мог подумать, что у папы больше двух свитеров? — Слезы набухли, но не пролились.
— Мисс Кёртис, у нас есть отдел помощи жертвам, психологи, они работают с теми, кто пережил горе, если нужно…
— Горе? — спросила она. — А пустота? У вас есть специалисты по пустоте? По сожалениям? По тому, что забыл сказать?
— Лора, если хотите с кем-нибудь поговорить…
— Я хочу побыть одна. Пару минут. Можно?
— Конечно. Хотите кофе?
Она хотела кофе, но когда Бризбуа его принес — с пакетиками сливок и сахара, «Я не знал, как вы пьете», — кофе она уже не хотела. Запихнула фотографии в папку и ринулась мимо Бризбуа, сдерживая
Надо было пойти за ней. Надо было догнать, спросить: «Чем вам помочь?»
Не догнал и не спросил.
А сейчас она стояла в угловом окне.
— Сержант Бризбуа? Отдел убийств.
Вызвали СУТ. Сообщили о загоревшемся транспортном средстве. Горело не средство — горел человек. Была замечена машина, но она умчалась, остались только мрачные запахи и тело. Не мертвец, но почти на грани.
— Вызывайте убойный, — сказал Бризбуа, когда «скорая» занялась жертвой.
Бризбуа оглядел переулок — дымящиеся мусорные пакеты, расплавленный пластик и подпалины на асфальте, негатив, вплавленный в плоский картон мостовой: на почернелом фоне бледный абрис — там, где, свернувшись калачиком, лежало тело.
— Оклемается, как думаете? — спросил полицейский из отдела убийств.
— Вряд ли. Третья степень, почти все тело. «Скорая» говорит, кожа слезает уже.
Эмброуз Литтлчайлд. Без определенного местожительства. Изначально проживал в Форт-Макмёрри. Полиции известен. Попрошайничал, бутылки собирал. Эти подробности всплывут в течение вечера. Свидетели — невменяемые, невнятные и ненадежные, такие же обитатели улицы, — сказали, что их было четверо, или сорок, а может, сто. На вид студенты.
— Каковы на вид студенты? — спросил Бризбуа.
— Как не мы.
Нападавшие, урча мотором, въехали в переулок на спортивном автомобиле, в фургоне, на велосипедах, обнаружили спящего Эмброуза, вылезли, хихикая и усмехаясь, связали его, дали по башке, заорали, зашептали, облили Эмброуза бензином, подожгли.
Тут разногласий не было. Эмброуза подожгли.
— Мы его одеялами тушили, ага? Так одеяла тож загорелись.
Когда его грузили на носилки, Эмброуз что-то булькал себе под нос на давно забытом языке, рассказывал сказки, которых никто не услышит. Вскоре потерял сознание, будто сознание — шарик воздушный, и Эмброуз его отпустил, веревочка убежала, ускользнула меж пальцев.
Когда приехал отдел убийств, Бризбуа уже дважды обошел место преступления, среди мусорных мешков обнаружил зажигалку и пустую пластиковую бутылку. Мутная бутылка, открытая — присев на корточки, он почуял кисло-сладкую бензиновую вонь. Поставил над бутылкой и зажигалкой нумерованные карточки разметки и пошел дальше.
— Ну что, сворачиваемся? — спросил кто-то из СУТ. — Теперь пускай убийства работают?
Бризбуа кивнул.
— Пошли глотнем чего-нибудь?
Смена почти закончилась.
— Нет, без меня. Мне еще в «Семь-Одиннадцать» за кошачьим кормом. Ну и денек выдался.
Красное на синем, вспыхивает в тонированном стекле и четкой геометрии городского ядра. В доме наверху — свет в угловом окне.
Чего ей не спится в такую поздноту?
62
На подготовку кадунского маршрута ушло больше времени, чем планировал Игбо Джо, — «честных днем с огнем», как он выразился, — и Ннамди очутился на диких улицах Геенны. Его подрядили отлаживать двигатели: вообще-то, он не учился на автомеханика, но прикладные знания — конек Дельты, и освоился он довольно быстро.