45° в тени
Шрифт:
Говоря это, Лашо смотрел на Донадьё, который только что сел за столик и заказал рюмку виски.
— Держу ещё одно пари! Прежде чем мы придём в Дакар, умрут ещё не менее двух аннамитов, а нам будут рассказывать, что они умерли от дизентерии.
Гюре слушал, опершись на одну из колонн террасы; под глазами у него были синие круги. Его взгляд встретился со взглядом доктора; он отвернулся.
Когда уже оделся к обеду, Донадьё встретил помощника по пассажирской части, который выходил из каюты капитана.
— Нужно развлекать пассажиров, —
Потом что-то поразило его в манере держаться или в лице доктора.
— Вы себя плохо чувствуете? — спросил Невиль.
— Не знаю… Может быть…
Всё было, как обычно, но что-то, видимо, произвело на доктора впечатление, а может быть, даже и нет, просто это было неясное, неприятное чувство без какой-либо определённой причины. Обед прошёл мрачно. Пассажиры, плохо переносившие качку, уходили из-за столиков один за другим, и в баре партия в покер прерывалась разговорами вполголоса.
ГЛАВА ПЯТАЯ
Дошло до того, что Донадьё иногда приходилось краснеть за свои мысли. Гюре занимал его всё больше и больше, и это не было простым любопытством.
Чувства доктора были более сложны и напоминали ему неразрешимые вопросы, которые поразили когда-то его детский ум.
И в самом деле, в лицее в течение целого года он размышлял о тайне судеб.
Человек свободен в своих поступках, утверждал преподаватель богословия, но тут же добавлял:
— С самого начала существования мира бог знал, что произойдёт в последующие времена, включая поведение и поступки самого жалкого животного.
Юный Донадьё tie понимал, каким образом человек может быть свободен, если всё, что произойдёт с ним в жизни, предрешено заранее.
Теперь он снова думал об этом в связи с Гюре. Это была почти та же проблема. С тех пор как доктор встретил его, он «чувствовал», что молодому человеку угрожает какая-то катастрофа, что в определённый момент она обрушится на него почти с математической точностью.
И он наблюдал за жизнью Гюре, он подстерегал его и в конце концов начал терять терпение. Никакой катастрофы не происходило, несмотря на то что атмосфера с каждым днём становилась всё тяжелее и тоскливее.
В доказательство того, что Донадьё не ошибался, что он не был увлечён своим воображением, большинство людей на борту вели себя так, как будто приближалось какое-то несчастье.
Нервы животных напрягаются за несколько часов перед бурей, и вся природа приходит в тревожное состояние.
И эта тревога чувствовалась в незначительных жестах, в поведении людей, которое, впрочем, можно было счесть и нормальным.
Так например, утром, когда мадам Гюре прогуливалась по палубе, появился силуэт Бассо, одетого в свою неизменную шинель цвета хаки. Они встретились возле бортовой стенки. Глаза сумасшедшего смеялись, и вместо того чтобы произносить вереницу бессвязных слов, он сказал:
— Здравствуй, сестрица!
Она испугалась. Однако тут
В этом не было ничего особенного. Происшествие как нельзя более обычное, однако же продолжение его подчеркнуло тревожную атмосферу на пароходе. В самом деле, на прогулочной палубе появилась мадам Бассо, бросилась к двум собеседникам и, схватив своего мужа за руку, потащила его за собой. Это было так неожиданно, так грубо, что мадам Гюре оторопела и стала искать глазами доктора, чтобы тот успокоил её.
— Что я ему сделала? — спросила она.
— Ничего. Не беспокойтесь. Пассажиры все очень нервные.
Сам он ждал, что произойдёт какой-то взрыв. Впрочем, утро было спокойное. Качка не очень мешала пассажирам, и женщины в белых платьях играли в мяч, бросая его с одного конца палубы на другой. Около одиннадцати часов два матроса начали подготовлять игру в лошадок, которая была назначена на послеполуденные часы, и пассажиры развлекались тем, что следили за их работой.
В одном углу возле бара они устроили будку с окошечком для кассира и написали на ней «Взаимное пари». На палубе мелом начертили ипподром, разделённый на квадраты с номерами.
Дети особенно интересовались лошадками из папье-маше; они хотели бы поиграть с ними, но эти лошадки были предназначены для взрослых.
Единственный инцидент произошёл из-за сумасшедшего. Он смотрел, как играют дети. Мадам Дассонвиль позвала гувернантку своей дочери и громко сказала:
— Пока этот человек здесь, я не хочу, чтобы моя дочь оставалась на палубе.
Другие матери, которые до этих пор ещё не были встревожены, сошлись вместе: очевидно, теперь они заволновались. Бассо не подозревал, что оказался в центре внимания, и бродил среди детей, разговаривая сам с собой.
Все поняли, в чём дело, когда увидели, что одна из женщин направилась к командному мостику. Несколько минут спустя в баре уже утверждали:
— Сумасшедший сказал, что, если дети не перестанут шуметь, он выбросит их за борт.
Была ли это правда или нет? Донадьё не мог ответить с уверенностью. Во всяком случае, капитан спустился, подошёл к Бассо, который угадал, что над ним нависла какая-то угроза, потому что отступил на несколько шагов. Капитан взял его под руку и увёл.
Тем дело и кончилось.
— Его заперли в каюте, — заявил кто-то в час аперитива.
Появилась мадам Бассо, очень возбуждённая, села за столик офицеров, и все услышали, как она говорила:
— Я больше не могу! Надо принять какие-то меры, иначе я от него отказываюсь. Если что-нибудь случится, я тут ни при чём!
— Он злой?
— Со мной да. Сейчас он упрекал меня, что я позвала капитана: он думает, что всё это произошло из-за меня.
Лашо, лицо которого лоснилось от пота, продавливал своей массой плетёный стул и, казалось, со злорадством вдыхал атмосферу всеобщей тревоги.