45° в тени
Шрифт:
Донадьё сел в тени. Отражение от воды утомляло его глаза, и он опустил веки, поэтому то, что он видел сквозь сетку ресниц, становилось расплывчатым, ирреальным.
Игроки по очереди попадали в поле его зрения. Мадам Дассонвиль была партнёршей Гюре, который оказался довольно ловким.
На ней всё ещё было зелёное шёлковое платье, и, когда она двигалась на солнце, её тело вырисовывалось под прозрачным шёлком, длинное, сильное тело, более породистое, но менее соблазнительное, чем тело мадам Бассо.
Офицеры явно предпочитали жену
— Пиф-паф! — произнёс кто-то возле Донадьё.
Это был его сумасшедший коллега, по-прежнему одетый в тяжёлую форменную шинель. Он был сильно возбуждён, но, как всегда, поглощён только самим собой. Он заметил паука на переборке и делал вид, что стреляет в него из револьвера.
— Пиф-паф!
И тут же нахмурился. Что-то шевельнулось в его памяти.
Он поднял голову.
— Ах, да! Коксид… Окопы…
Мысль его работала быстро, за ней трудно было проследить.
— Окопы… «Окопы-артерии…»
Он был доволен тем, что вспомнил что-то хотя бы приблизительно, и всё ещё стоя в двух шагах от Донадьё, продолжал выражать свои бессвязные мысли:
— Артериальное давление… Четырнадцать… Это много, мой адмирал!..
Его взгляд упал на Донадьё, и он дружески улыбнулся ему, словно для того, чтобы приобщить его к движению своих мыслей.
— Адмирал… адмирально… Ментона… Ницца — Ментона — Монте-Карло… Каролинги… Ха! ха!
Донадьё тоже улыбнулся, потому что ему трудно было поступить иначе и потому, что его коллега, казалось, был счастлив тем, что доктор его одобряет.
Это продолжалось четверть часа, с подъёмами и спадами, с вереницами растрёпанных образов, слов, каламбуров; потом вдруг наступало молчание, Бассо морщил лоб, делал мучительное усилие. В эти моменты он трогал пальцем какую-то определённую точку на своём черепе. Боль проходила. Он заливался смехом, словно удачно подтрунил надо всем миром.
Это было так заметно, что на мгновение Донадьё подумал, не играет ли он комедию и в самом ли деле доктор сошёл с ума. Во всяком случае, у него оставался какой-то здравый смысл. Так, он подошёл к бармену, который только что обслужил Донадьё. Его привлекал аперитив, поданный доктору.
— Дай-ка мне мой смородиновый сироп, Эжен, — со смехом сказал он. — А то моя жена опять станет кричать.
Он и в самом деле выпил смородинового сиропа, в то время как в глазах его искрился иронический огонёк.
Часом позже Донадьё увидел, что он поглощён созерцанием девочки Дассонвилей, которая играла под присмотром своей гувернантки.
Незадолго до завтрака помощник капитана сказал врачу:
— Не знаю, что решит капитан.
— По
— По поводу Бассо. Мадам Дассонвиль сейчас заметила, что он бродит вокруг её дочери. Она пошла к капитану и потребовала, чтобы он запретил сумасшедшему выходить на палубу.
Донадьё пожал плечами, но Невиль не так равнодушно отнёсся к этому обстоятельству.
— Ясно, что сумасшедшему не место на палубе.
Он покраснел под взглядом доктора.
— О чем вы подумали? Между мной и ею ничего нет…
— Пока ещё ничего нет!
— Неважно. Мы примем на корабль других детей в Порт-Жантиле и Либревиле.
— Что делал Бассо, прежде чем стать военным врачом?
— Он был психиатром в больнице Сальпетриер. Как раз потому, что он начал делать глупости, ему посоветовали поехать в колонию. Вместо того чтобы вылечить…
— Чёрт побери!
— Говорят, он выпивал бутылку перно перед каждой едой…
С палубы слышался смех мадам Бассо, стук ракеток.
Завтрак прошёл более оживлённо, чем в предыдущие дни, потому что большинство пассажиров перезнакомились между собой. Произошло даже значительное событие: Жак Гюре, вместо того чтобы одиноко сидеть за своим столиком, присоединился к офицерам и мадам Бассо.
Гюре был уже не такой мрачный. Он забыл, что его жена проводит долгие часы в каюте у изголовья ребёнка, который может умереть каждую минуту. Он шутил со своими сотрапезниками. Капитан, любивший соблюдать этикет, считал, что они слишком шумят за столом, и проявлял некоторое раздражение.
— Ну, как балласты? — спросил Донадьё у главного механика, с которым он всегда ел за одним столиком.
— В порядке. Оказывается, китайца сегодня утром…
Они стали есть. Лашо без всякой причины заказал шампанское и бросил вызывающий взгляд на доктора, который, впрочем, ни в чём ему не противоречил. Гувернантка и девочка Дассонвилей ели за отдельным столом и разговаривали между собой по-английски. Что до Дассонвиля, то он был озабочен, потому что отправлялся в Дакар, а потом в Париж, чтобы представить там довольно сложные проекты, которые он обдумывал весь день.
Два часа священного дневного отдыха прошли спокойно; матросы тем временем надраивали медные части на палубе.
Около шести часов теплоход должен был прибыть в Порт-Жантиль и простоять там часа два. Когда вдали показалась тёмная линия земли, трое офицеров колониальной пехоты и Жак Гюре играли в белот [2] на террасе бара, в то время как мадам Бассо, облокотившись на спинку стула, следила за их игрой. На столе в рюмках с аперитивом трёх различных цветов таял лёд и к запаху апельсинов примешивался тонкий аромат аниса.
2
Белот — распространённая во Франции карточная игра.