47 ронинов

Виндж Джоан

– Знаешь, полукровка, я должен тебе признаться… – извиняющимся тоном прошептал Басё, неловко улыбаясь. – В детстве я прятался в лесу у твоей лачуги, и когда ты выходил, швырялся камнями и навозом… а потом убегал.

Кай улыбнулся, вспоминая, что всегда с легкостью уворачивался от камней.

– Я тоже должен признаться… – сказал он. – Я знал, что это ты в меня булыжники бросаешь. Твое пузо всегда из-за кустов торчало.

Басё рассмеялся, но смех перешел в тяжелый кашель. Кай помрачнел, понимая, что это означает, и утешил

себя мыслью, что мучения ронина скоро прекратятся.

Тикара резко отвернулся и пошел прочь, стараясь скрыть ото всех набежавшие слезы.

Оиси вошел в сарай и остановился в дверях, глядя на сына. Тикара поспешно опустил голову, но в глазах отца светилось не разочарование, а глубокое сочувствие. Юноша вышел из сарая и осторожно прикрыл за собой дверь.

Самурай посмотрел на Басё, окинул взглядом раненых: кто терпел боль молча, кто лежал без сознания и негромко стонал. Оиси печально отвел глаза, будто это он, а не Кира, был повинен в страданиях и смерти своих бойцов.

Стараясь успокоиться, Кай продолжил обрабатывать раны Басё – с величайшей осторожностью, легчайшими касаниями, словно желая принять на себя боль и превозмочь свою беспомощность.

Всю жизнь он мечтал о верном друге, который бы принял его за равного и доверял ему. Он запоздало осознал, что в людях, так же как и в самой жизни, свет скрывает зародыш тьмы, а тьма хранит зародыш света.

Никогда раньше у Кая не было друзей. Никогда прежде ему не доводилось терять бесценную дружбу. Но тут великое колесо жизни повернулось, и заведенный порядок нарушился.

Басё протянул руку и сжал пальцы Кая. Полукровка взглянул на раненого, испугавшись, что причинил ему боль, но Басё не выпускал его ладони, словно стараясь удержаться на краю пропасти, вобрать в себя частицу человеческого тепла, почувствовать, что он не одинок…

Кай накрыл ладонь Басё своей, успокаивая его и давая понять, что друзья рядом и не оставят его одного.

Ясуно опустился на колени, не отрывая глаз от Басё, удивленно глядя на его руку, сжимающую пальцы Кая. На лице ронина не было ни зависти, ни отвращения – только благодарность за то, что было кому ободрить друга в его смертный час.

– Знаешь, что мне больше всего сейчас хочется? – прошептал Басё, широко раскрыв глаза, и хитро улыбнулся. – Воздуха…

Кай промолчал. Свет в глазах великана угас, будто задули пламя свечи. Кай осторожно закрыл веки Басё – между друзьями не осталось больше никаких секретов.

Ясуно не пришлось объяснять, что страдания Басё завершились. Невозмутимое лицо самурая исказила глубокая скорбь.

Кай неловко высвободил руку из холодеющих пальцев, медленно поднялся на ноги и отошел. Ясуно остался рядом с телом друга.

Оиси по-прежнему стоял у входа, с невыразимой грустью наблюдая за происходящим. Кай остановился, пристально посмотрел на самурая, затем выскользнул в приоткрытую дверь и осторожно затворил ее за собой.

Посреди

невспаханного поля Оиси опустился на колени в жухлую траву, слушая завывания холодного ветра. Самурай обнажил танто – кинжал князя Асано – и церемонно держал его в руках, думая одновременно ни о чем и обо всем.

Звездное небо затянули тучи. В воздухе кружились редкие снежинки, будто хлопья пепла… будто лепестки сакуры, сорванные весенним ветерком.

«Путь самурая – путь смерти», – вспомнил Оиси знакомое с детства присловье. Никогда прежде он не понимал, что это значит.

Он всегда верил, что если он достойно проживет жизнь и достойно встретит смерть, то однажды возвратится в этот мир, как возвращаются каждую весну цветы сакуры. Эта мысль всегда приносила ему утешение. Но если смысл перерождения в том, чтобы усвоить урок, преподанный каждой новой жизнью, и в конце концов достичь просветления, освободив душу от земного бремени… как объяснить смерть тех, кто не успел усвоить жизненный урок?

Оиси читал и даже слагал стихи, в которых самураев сравнивали с цветами сакуры: краткий, но прекрасный миг жизни на пике славы, в расцвете сил – и ранняя, но прекрасная смерть… Никогда прежде он не задумывался, что именно означает это сравнение. Никогда прежде он не испытывал ничего подобного – до злосчастного дня сэппуку господина Асано.

За красивыми словами таилась зловещая правда: так тончайший шелк скрывает уродливый шрам, а запах благовоний и священные песнопения отгоняют воспоминания о смраде трупов, гниющих на поле боя.

Смерть больше похожа на свежий снег, хотя чистота безжалостно обещанного забытья не могла затмить кровавых воспоминаний о смерти господина или ужасы недавней ночной битвы.

Предки Оиси были настоящими воинами, а сам он – всего лишь чиновник, вооруженный мечом, играющий в притворные войны. Даже его почтенные учителя, которые писали трактаты об истинном смысле бусидо, были рождены в мирное время, а не в Эпоху войн…

Оиси оторвал взгляд от кинжала и оглянулся на звук шагов за спиной. По полю шел Кай.

Самурай недовольно поджал губы. Похоже, ловчий господина Асано способен отыскать Оиси везде, даже в морской пучине. Самурай снова посмотрел на танто, отказываясь обращать внимание на полукровку.

Кай остановился рядом, не говоря ни слова, взглянул на кинжал в руках самурая и присел на корточки, пытаясь поймать взгляд Оиси.

– Я должен был исполнить свой долг в день смерти господина, – произнес самурай, не поднимая глаз. – Я должен был действовать смело и решительно. Даже если бы нам не удалось отомстить, мы погибли бы с честью… достойно… – Он ощутил скорбное сочувствие в молчании Кая и решительно добавил: – Вчера ночью мои воины умерли ни за что… напрасно.