48 минут, чтобы забыть. Фантом
Шрифт:
Металлические детали высыпаются у меня из рук, раскатываясь по полу.
Это он.
— Это он… — выдыхаю я, удивляясь тому, каким глухим звучит собственный голос. — Господи… это… Нет. Нет. Твою же мать.
Мог ли Ник сунуться в самое сердце Коракса? Бред.
Вот только вариант террористической атаки звучит еще бредовее.
Пытаясь понять логику его действий, я кручу предположения в голове, чувствуя, как они крепнут, вязнут во рту, не в силах вырваться на свободу, потому что знаю: стоит произнести их вслух — и слова превратятся во что-то серьезное:
Вот только у разбитых надежд последствия куда более плачевные, чем у самых глубоких жизненных ран. Потому что, когда обретаешь смысл, а потом в очередной раз теряешь, собрать себя заново уже практически невозможно.
— Я почти уверена, что эти взрывы не случайность. Мне кажется, это Ник.
— Что? — откликается из кухни Шон и тут же бросает свое занятие. Арт замирает с пультом в руках, присев на подлокотник дивана. Я чувствую, как парни начинают нервничать, потому что внутри тут же скручивается огромный разноцветный клубок эмоций, уже не понятно своих ли, чужих, в котором за какую нитку не тяни, не ясно, кто владелец. Я не могу ими управлять, и, как тысячетонный груз, они тянут мой рассудок ко дну. — Но как он мог вычислить расположение лабораторий, если диск с информацией у нас?
И тут меня осеняет.
— Газеты, — шепчу я, поднимаясь с пола. — Он идет по адресам, что мы нашли в почтовом ящике. Газетные вырезки. Он забрал их с собой. Там целая куча всего. Ник догадался, что Тайлер собирал их не просто так.
— Намекаешь, он намеренно уничтожает все, что каким-либо образом связано с Кораксом? Ты серьезно?
— Абсолютно. Я только не знаю зачем. Может, он что-то ищет?
— Или кого-то? — предполагает Шон. — По крайней мере, теперь мы знаем, что он жив. И где-то недалеко от Карлайла.
— Неужели нельзя было взорвать что-то подальше от папаши Максфилда? Снова чертов Карлайл! — причитает Арт.
— А вдруг он пытается отвлечь внимание на себя? — шепчу я. — Судя по взрывам, Ник движется на север, словно уводит отца в другую сторону.
— В таком случае, если он продолжит и дальше… — договаривать Арту нет нужды, потому что я и сама знаю ответ: Ник станет первой мишенью Коракса.
Я прислоняюсь к стене и закрываю глаза, стараясь прогнать из головы картины: как его хватают, заводят руки за спину, швыряют на бетонный пол. Стоит вообразить, что отец пойдет по следу Ника, тут же вижу его избитого, искалеченного, и думать об этом невыносимо, но шёпот в голове продолжает настаивать: ты знаешь, что именно так он бы и поступил. Знаешь, что ему плевать на последствия.
— Ты в порядке?
Шон касается моего плеча.
— Значит, все-таки чертов Карлайл? — повторяет Арт.
Глубоко вдохнув, я возвращаюсь взглядом к Шону — тот ничего не говорит, но смотрит напряженно, не пытаясь скрыть беспокойство.
— Я тоже думал об этом, — говорит он. — Ведь у нас осталось по крайней мере одно незавершенное дело. И оно в том же городе.
Мы с Артом молча глядим на него. Губы горят от того, что
— Найти девчонку и забрать у нее пароль от файлов третьей лаборатории, — поясняет Рид.
Лицо Арта вытягивается от удивления:
— Ой, Шон, да брось. Пароль, что стоит на тех файлах, меньше чем за пару дней любой компьютерный гик вскроет. И не нужно тащится в самое пекло. На кой черт девчонка тебе сдалась?
Шон смеряет его красноречивым взглядом, но всё же покладисто объясняет:
— Ник дал ей слово. А значит, мы обязаны сдержать его.
Арт тяжело вздыхает и падает обратно на диван безвольным мешком:
— Почему всегда мы?
— Я бы тоже хотела помочь…
— Хорошо, — кивает Шон, но линия его плеч едва уловимо напрягается, подсказывая, что в глубине души он явно не согласен. — Выезжаем завтра утром, так что лучше бы собраться, — добавляет он и выходит из комнаты.
Арт медленно встаёт и шагает следом, а я съезжаю по стене под аккомпанемент скрипа закрывающейся двери. И только когда шаги в коридоре стихают, наконец разрешаю себе вдохнуть, всеми силами стараясь унять бешено колотящееся сердце. Потому что впервые за последние четыре недели уверена: мы как никогда близко.
Сегодняшняя ночь длится бесконечность. В груди ворочаются сомнения, что эта поездка — не столь хорошая идея, как изначально казалось, поэтому никто не спит, серыми тенями бродя по дому, скрипя половицами и погружаясь в собственные мысли.
До рассвета остается несколько часов. Я лежу в мерцающей темноте и смотрю в окно, где медленно сыпется снег. Боюсь пошевелиться, чтобы не спугнуть дремоту, но ожидание утра с каждой минутой становится все тревожнее, а сон окончательно тает, поэтому встаю с постели и медленно крадусь по коридору.
Босые ноги овевает ночной прохладой. Длинная тень скользит по полу, ломаясь и сгибаясь, столкнувшись с темными стенами, а потом и вовсе пропадает в зияющей пустоте дверного проёма. Комната парней никогда не закрывается. Не потому что они опасаются внезапного нападения, потому что двери попросту нет. Как нет и кроватей. Два сдвинутых матраса у противоположных стен — вот и вся обстановка.
Я опускаюсь на пол и сажусь с краю, опираясь спиной на стену. Арт двигается, освобождая мне место и накидывает на голые ступни одеяло, разделяя общее тепло на двоих. Наверняка гадает, что я забыла у них в четыре утра, но не спрашивает.
Тревожный шепот в голове потихоньку умолкает, напряжённые мышцы расслабляются, потому что ожидать неизбежного вместе уже не так страшно. Скоро наступит завтра, в котором я стойко буду делать вид, что не слабее и не трусливее любого из парней. Но это все — завтра. А сегодня, в темноте холодной комнаты, я ещё могу отчаянно цепляться за укрывающее меня одеяло, чувствовать плечо рядом и немножко бояться.
— Внизу осталось печенье. Может, чаю? — наклонившись к моему уху, шепчет Артур. Тепло от его одеяла согревает мои холодные ступни и, чтобы побыстрее разогнать кровь, я аккуратно потираю их друг о друга.