48 минут, чтобы забыть. Фантом
Шрифт:
— Звучит здорово. Только вылезать не хочется. Может, сбегаешь?
Глаза Арта загораются детским восторгом, а улыбка светит во тьме, словно лампочка. Скрипя матрасом, он откидывает одеяло и опускает ноги на пол, как вдруг сбоку раздается сонный голос Шона:
— Эй, — шепчет он. — Вы там что, пикник посреди ночи устроить собираетесь?
— Нет, спи, — шипит Арт и забирается обратно, прикладывая палец к губам, приказывая мне не шуметь.
Снова наступает тишина. Но ненадолго.
— Может, в карты, — спустя две минуты предлагает Кавано. Только на его предложение снова отзывается
— Я не пойму, что, никому, кроме меня, сон не нужен? — возмущается он, поворачивается и привстает, опираясь на локоть.
— Не спится. Как будто эта ночь против нас что-то замышляет. Не нравится она мне, — шепчет Арт, и я киваю, полностью с ним соглашаясь. Хотя с момента «пробуждения» в поезде вряд ли есть хоть одна, которая бы мне понравилась. Возможно, были ночи, которые я любила, но они остались по ту сторону, и теперь я их не помню. — Словно что-то готовится. Не очень хорошее.
— Как минимум мы собираемся вломиться в самую защищенную лабораторию страны. Куда уж хуже? — иронизирую я. Слова звучат удивительно легко, словно я давно смирилась с обстоятельствами, как обречённый на казнь смиряется с собственной долей. — Интересно, если нас поймают, на месте пристрелят или будут долго и мучительно пытать?
— Зная твоего отца, думаю, второе, — бормочет Арт. — Надо будет с утра ногти подстричь покороче. На всякий случай.
Шон переворачивается к нам лицом.
— Может, хватит давить на психику?
— Да я даже не начинал, — отмахивается Арт. — Это называется сарказм, Рид. Помогает сделать ситуацию менее пугающей. Попробуй. А еще книга Виолы. Говорил я, не стоило на ночь читать. Теперь точно будут сниться собачьи черепа, зарытые в жертвенные могильники.
— Раз не нравилось, зачем читал?
— Не спалось. Думал, хоть книга поможет. Всегда выходило. Только открыл — тут же заснул. Так дальше второй страницы ни разу не продвинулся.
— А мне помогает, — шепчу так тихо, чтобы не потревожить Шона. — Я каждый день читаю до середины ночи, пока книга сама не вывалится из рук. Лишь бы… — Я прикрываю глаза, делая глубокий вдох, и обнимаю себя руками, пряча ото всех сердце, которое воет и тоскует по тому, кого нет, и тихо договариваю: — Лишь бы не видеть снов.
— Он тебе снится? — спрашивает Арт, стараясь вложить в этот вопрос всю тактичность, которую может в себе найти. — Слышал, как ты разговаривала… с ним, — оправдывается он, принимаясь ковырять угол одеяла.
Я вздыхаю.
— Это как порочный круг, который я никак не могу разорвать, — признаюсь я. — Зависимость — не самый плохой вариант, хотя и мучительный. Мне кажется, что даже он уже устал от меня, но избавиться друг от друга мы не в состоянии.
Арт ничего не отвечает на это, но подставляет знакомое плечо:
— Все наладится.
— Как ты можешь оставаться таким спокойным? Твой лучший друг свалил в закат, и неизвестно, жив ли вообще, а тебе будто и дела нет.
Арт пожимает плечами:
— Не знаю, что тебе сказать. Я всегда был таким. По крайней мере, если верить записям в моем бортовом журнале.
— Бортовой журнал? — я улыбаюсь. — По-моему, «Черный ящик» звучит убедительнее. Особенно в нашей ситуации.
— Да плевать как звучит. Все равно теперь уже не
— И сейчас сильнее, — подтверждаю я.
— Только он не дает мне терять жизнелюбия.
— Иногда до чертиков раздражающего.
— Зато успокаивающего.
— Надоедливого, — я прикусываю щеку изнутри, чтобы заглушить порыв смеха. Артур бодает меня плечом, а я пытаюсь от него отмахнуться.
— Ты наглый хитрец, а не последний романтик.
— Боже, с вами невозможно, — снова откликается Шон. — На правах временного командира я все еще имею право на всех наорать и уложить насильно?
— Не поминай имя господа всуе, — шипит в его сторону Арт, указывая пальцем. — Пожил бы с моей теткой, знал бы!
Смех — это последнее, что стоит делать в нашем положении, но я не могу сдержать глупой улыбки.
— Вот оно! Ты наконец смеешься… — говорит Арт.
— Как я от вас устал, — обреченно стонет Шон и уходит вниз. Наверняка за чаем. Ведь у самых дверей я успеваю разглядеть на его лице улыбку.
Светлеющее небо ещё забрызгано ледяными звездами. Здесь, у самой границы мира, они светят как нигде ярко. Обняв себя руками, я выдыхаю все свои переживания в уходящую ночь, оставляя их дому и океану, за линией которого уже загорается солнце, пуская вверх полупрозрачные лучи-прожекторы и медленно растворяя темноту.
Шон грузит в машину сумки с самым необходимым. Арт ему мешает, всеми силами стараясь помочь, от чего с крыльца раздаются веселые смешки попеременно с приглушенным ворчанием.
Дверь закрывается с тихим хлопком, я убираю ключ в карман и наклоняюсь, зашнуровать ботинки, как вдруг вижу торчащий из-под снега кустик. Я приседаю и протягивая руку, чтобы освободить лепестки от сухих листьев. Фиалка. Цветок, в честь которого меня назвали.
Я касаюсь бархатных листиков пальцами, удивляясь, как упрямо они тянутся вверх, прорываясь сквозь острые кромки льда. Их так легко сломать, растоптать, не заметив, тяжёлыми ботинками, забыть среди прошлогодней листвы, словно что-то ненужное, но разве возможно сдержать силу, которая заложена природой?
Я прикрываю на секунду глаза и улыбаюсь, застигнутая врасплох пониманием, которое не дает ни вдохнуть. Позволяю ему медленно прорасти внутри, пуская корни в самое сердце, до искрящейся боли, но боль эта кажется почти благословением, потому что на свет появляются первые ростки уверенности: что бы ни случилось, я его найду.
Корвус Коракс. Закрытые материалы
Копия почтовой переписки. Эдмундс. 15 октября 2008
КОМУ: Фрэнк МАКСФИЛД [email protected]