5-ый пункт, или Коктейль «Россия»
Шрифт:
Нет, Пушкин не хотел уезжать из России. Другое дело — выехать куда-то в Европу на короткое время. Побродить. Помыслить. Понаслаждаться… «Петербург душен для поэта. Я жажду краев чужих…» — писал Пушкин князю Вяземскому весною 1820 года. Эта мечта о «чужих краях» жила в Александре Сергеевиче с самой юности, с лицейских лет. Он свободно говорил по-французски, выучил английский, понимал немецкий язык. Он дышал воздухом европейского просвещения, Байрон был ему как брат.
В пушкинское время поехать на Запад было легко, но только не Пушкину. За свое свободомыслие и прочие грехи он был, выражаясь современным языком, невыездной. Не то что в Париж, а даже и в Пекин, куда направлялась российская дипломатическая миссия,
Легко представить эту картину и печально разочарованного поэта. Россия как магический круг, за пределы которого нельзя выскользнуть. Конечно, служи Пушкин, скажем, по ведомству Бенкендорфа (что ему активно предлагали, но он все эти предложения отверг), то поэт увидел бы не только берег турецкий, но и бродил бы по набережным Сены и Темзы. Но… Как с горечью написал Василий Жуковский после смерти поэта всесильному Александру Христофоровичу Бенкендорфу о тяжелой участи Пушкина: «Ему нельзя было тронуться с места свободно, он лишен был наслаждения видеть Европу».
Но что теперь об этом толковать! Поговорим на другую тему: Пушкин в быту. Любопытно и вместе с тем грустно читать описание пушкинского быта, которое оставил нам барон Корф: «Дом их представлял какой-то хаос: в одной комнате богатая старинная мебель, в другой пустые стены или соломенный стул, многочисленная, но оборванная и пьяная дворня с баснословной неопрятностью; ветхие рыдваны с тощими клячами и вечный недостаток во всем, начиная от денег до последнего стакана… Все семейство Пушкина взбалмошное. Отец приятный собеседник, но пустой болтун. Мать не глупая, но эксцентричная, до крайности рассеянная. Ольга из романтической причуды обвенчалась тайно. Лев добрый малый, но пустой, вроде отца…»
Прибавьте к этому сквернословие, мотовство, беззащитных и доступных челядинок… И так далее, и тому подобное… Короче, не самое удобное место для обитания юного гения.
А потом самостоятельная жизнь. Хорошо знавший Пушкина Павел Анненков пишет: «В Пушкине замечательно было соединение необычайной заботливости к своим выгодам с такой же точно непредусмотрительностью и растратой своего добра. В этом заключается и весь характер его». «Пушкин воображал себя практиком» (Петр Бартенев). «Великий Пушкин — малое дитя», — говорил Антон Дельвиг. Тот же барон Корф утверждал, что Пушкин в петербургский период своей жизни был «вечно без копейки, вечно в долгах, иногда почти без порядочного фрака».
Не отсюда ли стремление сорвать банк в карточной игре и поправить все свои дела (три карты, три карты, три карты!)?.. Но карты, как и литература, не могли решить всех материальных проблем, хотя Пушкин порой хорохорился и храбрился. Рассказывают, как однажды граф Завадовский, известный богач, подивился, увидев в руках Пушкина туго набитый бумажник: откуда, право?! «Да я ведь богаче вас, — ответил Пушкин, — вам приходится иной раз проживать и ждать денег из деревень, а у меня доход постоянный с тридцати шести букв русской азбуки».
Интересное определение нашел Пушкину писатель Амфитеатров: «святогрешный!». Святой и грешник одновременно, ибо «в народном представлении без греха живет только Господь Бог на небесах».
«Пушкин, — писал Амфитеатров, — тип русского святогрешного праведника: огромная широкая душа, смолоду бесстрашно открытая опыту всякой страстной земной греховности; а чем взрослее, чем зрелее,
Но до кельи Пушкин не дошел. На пути к ней вышла дуэль… Убитый во цвете творческих сил, Пушкин породил лавину легенд и мифов. Все бросились вспоминать и писать СВОЕГО Пушкина.
У Михаила Поздняева есть опус «Пушкин как американец»:
«…Сочиняю повесть в представлениях. Названия представлений, например, такие.
Пушкин как юродивый. Пушкин как Сальери. Пушкин как царь.
Пушкин как сочинитель. Пушкин как памятник. Пушкин как женщина.
Ах, русский, русский, для чего, Не зная сердца твоего, Тебе навек я предалася!..Пушкин как русский. Пушкин как негр. Пушкин как еврей…
«Гуляет в городском саду, — это в 1822-м, в Кишиневе, — одетый то турком, то молдаванином, то евреем: то он в шинели, надетой «по-генеральски»: одна пола — на плече, а другая тянется по земле…»
Пушкин как генерал. Пушкин как бомж. Пушкин как революционер.
Пушкин как толпа.
Пушкин, справедливо сказано, — наше все».
Пушкина давно нет. А версии, домыслы и слухи клубятся над тенью великого поэта.
— Во всем Гончарова виновата! Это несомненно. Она Пушкину четверых детей родила — чего еще надо? Не-е-т, француза ей захотелось!
Кто это говорит? Наша с вами современница, потомственная дворянка Аврора Гунько. Ее родной дядя — знаменитый русский актер Мамонт Дальский. Дальский — псевдоним, настоящая его фамилия — Неелов. Внучка пушкинского «арапа Петра Великого» Анна Абрамовна в свое время вышла замуж за генерал-майора Неелова — вот откуда идут корни… А Аврора Гунько тем временем в подземных переходах столицы читает стихи великого родственника и ненавидит его жену. Наталью Гончарову не любила и Анна Ахматова, но это совершенно другая тема.
Поговорим лучше о потомках. А так как их много, весьма выборочно.
Первый сын поэта — Александр, Сашка. 21 октября 1833 года Пушкин писал из Болдино в Петербург: «…A каков Сашка рыжий? Да в кого-то он рыж? Не ожидал я этого от него».
Со временем рыжий Сашка стал внешне походить на отца. Генерал, герой Болгарии, кавалер многих русских и трех иностранных орденов — посвятил свою жизнь служению родному Отечеству.
Дочь Александра Александровича Пушкина — Елена, внучка поэта, вышла замуж и стала по мужу Розенмайер. Собиратель пушкинских реликвий Серж Лифарь приобрел у нее печатку и гусиное перо ее великого деда. Умерла Пушкина-Розенмайер в Ницце 14 августа 1943 года от рака, умерла в большой нужде.
Старшей дочерью Пушкина была Мария (Машка), а самой младшей — Наталья, она родилась за несколько месяцев до смерти поэта — 23 мая 1836 года. А дальше почитаем воспоминания Евдокии Новосильцевой:
«Ей было шестнадцать лет, когда ее выдали за некоего Дубельта, человека несдержанного и грубого. По ее собственным словам, у нее на теле остались следы его шпор, когда он спьяну в ярости топтал ее ногами. Он хватал ее за волосы и, толкая об стену лицом, говорил: «Вот для меня цена твоей красоты». При такой супружеской жизни нельзя удивляться, что она увлеклась князем Евг. М. Львовым, который, стоя на коленях перед ней, твердил: «Я не хорош собой, я не богат, но я вас обожаю».