5-ый пункт, или Коктейль «Россия»
Шрифт:
Но не будем бродить в литературоведческих джунглях а ля Писарев. Лишь цитата из творчества критика: «Русская жизнь в самых глубоких своих недрах не заключает решительно никаких задатков самостоятельного обновления: в ней лежат только сырые материалы, которые должны быть оплодотворены и переработаны влиянием общечеловеческих идей…»
И еще одна сверхточная по наблюдательности выдержка: «Только сытые люди могут быть свободными гражданами; толпа голодных… пойдет за тем человеком, который покажет ей… кусок хлеба».
Как знать, что написал бы дальше Писарев? Он утонул в 27 лет. Некрасов, обращаясь к троюродной сестре Писарева Марко Вовчок, писал:
НеА теперь поэты, поэты, поэты
Раз упомянули Некрасова, с него и начнем. И никуда не денешься от хрестоматийных строк Николая Алексеевича:
Назови мне такую обитель, Я такого угла не видал, Где бы сеятель твой и хранитель, Где бы русский мужик не стонал?..Читаешь этот трубный глас российской поэзии и вздрагиваешь от боли:
Выдь на Волгу: чей стон раздается Над великою русской рекой?..Ох, этот стон — как был он, так и остался. Раздается стон. Несется. Грохочет. Переливается. А что толку?!
Говорить о творчестве Николая Алексеевича Некрасова не будем, не наша задача. А вот о происхождении поэта… Открываем книгу Николая Скатова «Некрасов» из серии ЖЗЛ (1994) и читаем:
«Историю рода Некрасовых не писали, хотя кое-что, конечно, передавалось, а до нас дошло и совсем уж в клочках и отрывках воспоминаний отца поэта, тетки… Во всяком случае, мы знаем, что род этот был чисто русский, как раньше говорили, великорусский, коренной, можно было бы назвать мужицким словом — кондовый…»
Отец — Алексей Сергеевич Некрасов — отставной майор, помещик среднего достатка, по характеристике сына, «едва грамотный». А вот мать… И снова Скатов: «Поэт всю жизнь романтизировал образ матери. Дополнительно служило тому и убеждение, что она была полька. Тем более что и вся русская литература создавала и поддерживала одно из своих чаяний, устойчивый и почти символический образ гордой ли, нежной ли, но почти неизменно романтичной красавицы польки, полячки, как чаще говорили тогда. Ведь это «за полячкой младой» отправились сыновья пушкинского Будрыса. Наперекор отцу. А «прекрасная полячка» в «Тарасе Бульбе»? И тоже — наперекор. Наши великие знали толк в таких символах, чувствовали, как и почему они рождаются.
Молодая украинская (малороссийская) дворяночка Леночка Закревская (потом Елена Андреевна Некрасова. — Ю. Б.) была и хороша, и мила, и добра, и музыкальна, и довольно образованна. Трудно сказать, что привлекло юную семнадцатилетнюю Закревекую в грубоватом почти тридцатилетием великороссе, русском армейце: может быть — «от противного», именно необузданность, напор, энергия, властность и страстность, удаль — все же был военный, и, видимо, не из последних…»
Расклад, значит, такой: отец — яростный крепостник, невежественный, грубый человек. Мать — полька, женщина образованная и свободолюбивая по натуре. То есть несочетаемое сочетание. Не в этом ли надо искать истоки Некрасова как поэта рыдающей России? Этот взрыв был запрограммирован как бы генетически.
Некрасов устами «убогого странника» спрашивает: «…мужик, ты тепло ли живешь?», «хорошо ли ешь, пьешь?», «что в кабак ты идешь?» И вообще горестные размышления: «Кому на Руси жить хорошо».
Во времена Некрасова все обозначено. А в наши дни? Кому жить хорошо-распрекрасно? Банкирам и олигархам? Членам
Что касается самого Некрасова, то Юлий Айхенвальд в «Силуэтах русских писателей» отмечал:
«Быть певцом великого народа и сострадальцем великих страданий захотел Некрасов; объектом своей поэтической работы он избрал целую страну, целую нацию. Он мечтал бросить хоть единый луч сознания на путь русского народа, озарить его тьму, быть для него солнцем и песнью. Вот какая грандиозная задача, посильная только для героя и святого, оказалась непосильной для него. Он, как и все, был прикован к минутным благам жизни, он был рабом среды и привычек, рабом большого города. Он был человеком перемирия; в свои завода манила его «робкая тишина», он «к цели шел колеблющимся шагом и для нее не жертвовал собой» — к цели не житейской, а возвышенной… Все время он чувствовал, что только рыцарем на час, на один мечтательный час лунной ночи дано ему быть, а не тем вечным паладином и освободителем народа, какой рисовался ему в его идеалистически окрашенном воображении… Так плетется по жизни усталый от нее и от самого себя, колеблясь между добром и злом, между верой и недоверчивостью, перемежая искры воодушевления рутиной и скукой, не достигая цельности…»
Сдается мне, что это портрет не только Некрасова…
Современник Некрасова — поэт Лев Мей. Он родился в семье офицера, обрусевшего немца. Усталый, унылый, обессиленный трудом литературный поденщик.
В стихотворении «Вечевой колокол» Мей писал:
Для чего созывает он Новгород? Не меняет ли снова посадника?Ох, этих посадников столько поменяли! Да что толку: российский воз и ныне там!..
Но возьмем себя в руки. Не будем скатываться в вульгарную социологию, а вернемся к разговору о поэтах.
Афанасий Фет — «русский Петрарка». Прекраснейший лирик, поэт мгновения. Одни возносили Фета, другие его изничтожали. Тот же Некрасов писал: «У нас, как известно, водятся поэты трех родов: такие, которые «сами не знают, что будут петь», по меткому выражению их родоначальника, г. Фета. Это, так сказать, птицы певчие…»
«Птица певчая» Фет был прекраснейшим лириком и недальновидным политиком: он обличал нигилистов и евреев, в которых видел первопричину зла. Сам Фет всю жизнь мучился из-за своей семейной драмы.
Происхождение Фета — самое темное место в его биографии. В немецком Дармштадте лечился русский отставной гвардеец Афанасий Шеншин. Там он познакомился с молоденькой Шарлоттой Беккер, красавицей еврейкой, бывшей замужем за мелким чиновником Иоганном Фётом и имевшей дочь Каролину. Шарлотта бросила семью и сбежала с Шеншиным в Россию. Здесь у нее родился сын, названный Афанасием. Однако неизвестно, кто на самом деле был отцом будущего поэта. Он не был сыном Шеншина, но и брошенный муж не считал Афанасия своим сыном. Загадка происхождения Афанасия Фета окончательно не решена до сих пор. Скорее всего, отцом поэта был некий гамбургский еврей, любовник Шарлотты до встречи ее с русским гвардейцем. Выходит, что русский поэт, который так настойчиво домогался русского мундира, был стопроцентным евреем? Чудеса, да и только!..