50 оттенков рассвета

Драгам Аля

— Саш, Сашуль? — Зову шёпотом, потому что она сидит и вытирает пальцами слезы. Если Давид увидит, а он уже поглядывает на нас, меня тут не будет. Самостоятельно закапываться буду.

— Сейчас. Подожди, сейчас.

Она запрокидывает голову, а ругаю себя, что нагрузил хрупкую девочку своими проблемами. Будто у неё их мало.

— Артур, когда ты понял, что Давид в меня влюблен?

Ни хрена себе скачок во времени! Задумываюсь, потирая подбородок.

— Наверное, в тот день, когда мы и познакомились. Та слепому ясно было, что между вами что-то есть. У него точно. По взглядам,

мимике… ты не видела, но он в одну секунду побелел, когда тебя увидел с разбитой головой.

— Но он ничего не говорил тебе?

— Нет. Мы сами догадались. Это было очевидно.

— Тогда я тебя не понимаю.

— Вот сейчас мне придется повторить твою фразу. Ты о чём?

18.

Лина.

Надежды женщин сотканы из солнечных лучей;

тень уничтожает их. (Джордж Элиот)

***

Надежда и терпение…

две самые мягкие подушки,

на которые мы можем

в лишениях преклонить голову. (Р. Бёртон)

Что происходит в мыслях человека, когда он находится на грани? Время моей свободы истекает и с ним же тает надежда на благополучный исход. У меня нет возможности узнать, нашла ли письмо бабуля, и получилось ли у Аришки осуществить то, о чём я просила.

Дядя категорически против моих выездов куба бы то ни было. Всё время нахождения в его доме я заперта в комнате. Они не боятся, что я убегу: по периметру охрана, сил выломать дверь у меня нет. Окно забрано красивой решёткой. Весь дом со стороны кажется милым и уютным. Кто бы только знал, что внутри располагается резиденция самого Дьявола.

Пару раз пытаюсь попросить телефон у девушки, приносящей мне еду. Она молчит и не поднимает глаз. Видит же, что я здесь на правах пленницы. Я не сразу понимаю — не с первого раза — что она глухонемая. И ведь не поленились, нашли такую. Языка для общения с этими людьми я не знаю, а записку подсовывать боюсь. Что в голове у зверя, которого загнали в западню? А Николая Евгеньевича точно загнали. Крики каждый вечер разносятся по дому. А сквозь кованые прутья мне видно, как он строит охрану и как несколько раз толкнул свою жену.

Псих и маньяк. Ему место в больнице или где похуже, но не среди людей. Самое поганое — свою дочь Марину он растит полной копией себе самому. Не девочка, а настоящая Сатана в юбке.

Губы искусаны в кровь, а костяшки пальцев содраны. Каждое утро я луплю стену, чтобы привыкнуть к боли в руках. Готовлюсь. Чем дольше продержусь, тем больше шансов. Странно, да? Знаю, что меня ждёт, но всё равно надеюсь на лучшее.

Надежда и вера все-таки есть в каждом человеке. И чем ближе неизбежное, тем сильнее эти два чувства обостряются. И ещё одно. То чувство, о котором мне нельзя думать и даже мечтать. Но я всё равно мечтаю.О

нём…

О том парне из клуба. Моём первом. Об Артуре.

Мои знания о нем сводятся к двум банальным строчкам: красив, мрачен, взглядом пробирает до самой сердцевины. А ещё у него голос, сводящий с ума, и аромат, сбивающий с ног. И он умеет быть ласковым. Его губы умеют дарить настоящее блаженство.

Не потому, что он первый. А потому что он — это он. Он такой один.

Когда я смотрела на него в ресторане в нашу последнюю встречу, старалась запомнить каждую мелочь, каждую деталь его образа. Если представляешь лицо любимого, даже умирать не так страшно. В фильмах и книгах именно так. Пусть фильмы мне сейчас недоступны, но книг в комнате много. На любой вкус. Я люблю запах страниц, люблю их шелест… люблю погружаться в сюжет и представлять героев на страницах. Бегущих, спасающих, любящих.

Слышу шум за дверью и моментально вскакиваю с постели, на которой лежала. По тяжелым шагам можно сверять часы.

Быстро перебираюсь в кресло, закутывая ноги пледом. Чем меньше провоцирую, тем быстрее закончит издеваться и уйдет.

Тигран ко мне не подходит. Никогда не подходит. Только давит своим взглядом и мерзостями, вылетающими из его поганого рта.

— Это тебе. — На постель летит новая коробка конфет.

Он считает, что я люблю сладкое, и таким образом проявляет «заботу». Все его подарки я спускаю в канализацию. Есть из рук врага чревато чем угодно.

— Спасибо. Не стоило.

— Ты худая. Мне не нравится, что ты выглядишь уставшей.

Смешно. Я ж на курорте отдыхаю. Отель пять звезд, всё включено. «Заказывали издевательства на ночь?» или «Сколько ударов плетью Вы предпочитаете на обед?». Дядя сейчас руки не распускает и уже одно это радует.

— А какой мне быть, если я постоянно в помещении сижу?

Я пыталась прикинуться заболевшей, но семейный доктор после осмотра лишь покачал головой и доложил своему хозяину. Скула несколько дней болела от его «лечения». Больше таких глупостей я не совершаю.

— Ты сама виновата, Е-ева. Была бы послушной девочкой, сейчас бы готовилась к свадьбе.

— Ч…что?! К к-к-какой свадьбе? — Мой голос дрожит, и я невольно начинаю заикаться.

— К своей, девочка. К своей. Николай тебя не предупредил?

Мотаю головой.

— Я спрашиваю, не предупредил?

— Нет. — Лучше отвечать и не дразнить хищника, пока мы одни.

— Тогда у меня для тебя прекрасная новость, моя невеста. Е-ева, — снова растягивает моё имя, зная, как меня это бесит. Передергиваю плечами, кутаюсь в плед по подбородок. — Праздник будет только для своих, но ты можешь выбрать себе платье.

— У меня нет ничего для выбора, — больше автоматически, чем вдумываясь в смысл сказанного, отвечаю. «Выбор без выбора» — девиз моей жизни. — Дядя отобрал все гаджеты.

— Я знаю, девочка. Он всё правильно сделал. Вечером тебе принесут каталог. Рассмотришь и отметишь те, которые понравятся. Моя невеста, Е-е-ева, должна блистать. Поработай над своим лицом.

К горлу подступает горечь. Господи, меня же вырвет сейчас. Прямо на него. На его блестящие туфли.

Когда он успел подойти так близко? Когда?