50 оттенков рассвета
Шрифт:
Чмокаю малышку и встаю с её постели ровно в тот момент, когда открывается дверь. Блять, не жизнь, а куски триллера с дебильным режиссером. Позже не могли прийти?!
На пороге стоит медсестра с подносом. Точно, капельницы же. Но вроде отец говорил, что на ночь? Еще не ночь.
Ощущаю смутное беспокойство, наблюдая, как уверенно проходит женщина вперед. Действую на опережение, закрывая собой Еву. Соображаю, что напрягло: я не врач, а персонал клиники обязан знать в лицо всех сотрудников.
Медсестра же и бровью не повела.
—
— Главный врач.
— Лист назначений где?
Черт. Она все еще не понимает, что я здесь посторонний человек. Как так? Что за тупой спектакль?
— Что происходит? — Испуганная Ева хватает меня сзади за пальцы.
— Не бойся, — поворачиваюсь к ней. — Еще раз: кто?
Вижу, что женщина в форме начинает психовать. Перекрываю ей выход и набираю номер отца: — Зайди в палату Каминской.
***
Широким шагом отец входит в помещение. Хмурит брови, разглядывая комичную, наверное, с его точки зрения сцену: бледная Ева, вцепившаяся в мою руку, медсестра, зажавшая шприц. И я — как скала между двумя женщинами. При этом все мы молчим и напряженно дышим. Триллер, не иначе, блять.
— Что происходит?
Резонный и логичный вопрос.
— Артур Робертович, — нервно начинает «опасная» женщина. — Я пришла ставить капельницу, а он… — Дальше понятно, палец упирается в меня и мы трое переводим взгляд на хозяина случившегося бардака.
— Людмила пришла ставить капельницу. Вопрос прежний: что происходит?
— Твои сотрудники не знают персонал в лицо? — Мой аргумент весомый на самом деле. — И где лист назначений? Почему заминка произошла после просьбы его показать?
— Людмила, где назначения?
Медсестра потупив взгляд бормочет, что оставила на посту. Наверное, это допускается. Даже наверняка. Но, мать твою, какого хрена она не напряглась, увидев меня в халате другого пульмонолога?!
— Пройдемте, коллега, со мной. — Отец выдерживает легенду о моей «работе» в клинике, помня о том, что дверь открыта и в проеме торчит любопытная квадратная морда охранника. — Людмила новая реанимационная медсестра и в данном отделении не работает. Всех коллег узнать не успела.
Успокаиваюсь и спорю до того момента, пока наш главврач собственноручно не проверяет ампулы с названием лекарств и не отправляет медсестру за новыми, чтобы открыть в нашем присутствии.
— Потом объясню, — шепчу папе, ибо мое поведение здорово смахивает на паранойю. Сомневаюсь, что он удовлетворен моими словами, но держит лицо и даже улыбается перепуганной Еве.
Меня смущает всё. Врага надо знать в лицо, а той инфы, которая есть у меня ничтожно мало, чтобы хоть как-то спрогнозировать их будущие шаги и понять, к чему готовиться. Желание банальное — забрать мелкую с собой, окружить вниманием и заботой.
«И не сойти при этом с ума», — ехидно добавляет внутренний голос. Так-то прав, потому что подобные желания мне несвойственны. Я с детства был
Но и в этом случае я готов искать способы, чтобы удержать её рядом. До шантажа не опущусь (надеюсь!), но готов идти к этой цели…
Неужели?!... Неужели в тридцать лет я удостоился чести познать то глубокое чувство, которое так ждут все люди? Довольно странно признаваться в этом самому себе, но учащенный пульс и дебильная улыбка, которая не сходит с лица, говорят о моем диагнозе. Отец косится странно. Предвкушаю, что промывка мозгов номер «стопятьсот» состоится за порогом палаты.
Стоять и смотреть в ясные глаза, молчать и поглаживать тонкие пальчики — самое правильное занятие в моей жизни.
Вспоминаю про Дашкины коры и рассказываю, чтобы разрядить обстановку. Под наш дружный хохот Людмила возвращается с новыми ампулами, протягивая для проверки отцу.
— Повезло Керро с внучками, — отсмеявшись выдает Робертович и подмигивает… Еве.
Девочка стремительно краснеет, а в моей голове всплывает образ мелкой с животом. А потом нас становится трое. И это тоже настолько естественно. Что я едва сдерживаю порыв дотронуться до миража перед глазами.
Пока, мозг— привет, белочка.И да… надеюсь, моя шиза не лечиться. Быть влюбленным прикольно и… волнительно.
Пусть для состоявшегося мужика мысли откровенно глуповаты. Я согласен побыть в этом состоянии эйфории… всю жизнь.
Только бы Ева разделяла мои желания.
В моей жизни было много разны женщин. Молодых и неискушенных. Искушенных и умелых. Статусных и холеных. Но никогда не было простой и наивной Евы. Девочки—загадки, перекроившей мою голову и мировоззрение от и до.
— Пока, конфетка. — Наклоняюсь якобы проверить пульс и шепчу девчонке. — Завтра с утра контрольный осмотр, — озвучиваю громко для остальных «ушей».
Уходить не хочется, но причин остаться больше нет. Даже высосанных из пальца, типа, проверить постановку капельницы или скорость вливания лекарства.
— Ну что, расскажешь про цирк, устроенный в палате? Не в двух словах, а так, чтобы я понимал, чего ждать в следующий раз. Например, какие сюрпризы будут при утреннем «обходе»?
Отец откровенно смеется, чем удивляет. Они с матерью так «топили» за наш брак с Инной, так усердно ковыряли мой мозг, что я сейчас даже как-то растерян.
— Присаживайся, — киваю на диван в его кабинете. — Дам почитать, чтобы представлял общую картину. Что непонятно будет, спросишь.
Протягиваю свой телефон, открыв скачанные файлы Севера. Пока папа читает, сурово сведя брови, выхожу в приемную и сам завариваю нам кофе. Не хочу вторжения в личное пространство его секретаря.