52 причины моей ненависти к отцу
Шрифт:
Тогда я смотрю на фотографию девочки в вычурной розовой одежке, с косичками и в белых лаковых туфельках. Делающей первые шаткие шаги, пока родители ходили за ней с распростертыми объятиями, готовые поймать ее, если она упадет.
Я тщательно изучаю каждую деталь идеальной картинки, и вдруг по моим рукам ползет холодок.
Что, если я ошибаюсь?
Что, если так было всегда? И я была слишком молода и наивна, чтобы понять это? Что, если я верила лжи и поглощала ее так же жадно, как и журналисты,
Разве это крошечное платье не просто очередной костюм? Практически идентичный тому, что было на мне сегодняшним вечером? Мог ли этот пойманный на пленку безупречный момент быть просто очередным шоу? Еще одним представлением для прессы?
И после того как фотограф ушел, мои родители встали, отряхнули колени от пыли и травы и передали меня какой-нибудь няньке, чтобы они могли разойтись по своим делам и жить отдельными жизнями?
Насколько хорошо я знаю женщину с этой фотографии? Печально известная Элизабет Ларраби. Все говорят мне, что она была замечательной. Каждый разглагольствует о том, какой прекрасной она была. Какой любящей и благосклонной матерью. Идеальной женой.
Но откуда мне знать, что это не очередной сценарий? Тщательно созданный расчетливым пресс-атташе. Разработанный, чтобы мой отец имел хорошую репутацию, а семья Ларраби продолжала сиять в центре внимания.
Откуда мне знать, что тот пьяный придурок с приема не единственный, кто имеет наглость рассказывать правду?
Единственный, кому не платят за ложь.
Я откладываю iPad в сторону и беру мобильный, отсоединив его от зарядки. Нахожу бесплатный, только-для-экстренных-вызовов номер в телефонной книге и нажимаю вызов.
Раздается один гудок, прежде чем меня приветствует доброжелательный голос.
— Спасибо за звонок в Корпус Мира. Чем я могу вам помочь?
— Привет, — говорю я, мой голос слабый и тонкий. — Мне нужно соединиться с Купером Ларраби. Я думаю, он сейчас в Судане.
— Это чрезвычайная ситуация? — спрашивает она.
Момент я колеблюсь.
— Да. Семейная необходимость. Я его сестра.
Я слышу, как она яростно что-то печатает, а потом возвращается на линию.
— Я отправила сообщение в местное отделение. Они войдут с ним в контакт и попросят как можно быстрее позвонить вам.
Я чувствую себя несколько плохо, солгав, но мне действительно нужно поговорить с ним прямо сейчас, и не может быть и мысли, чтобы позвонить кому-нибудь еще. Другие три моих брата практически незнакомцы для меня. Эр Джей слишком повернут на компании отца, чтобы утруждать себя тем, что я хочу сказать. Близнецы всегда словно в единой клике, что, как я слышала, часто случается с близнецами. Купер — единственный, с кем я могу поговорить. Будучи на два года старше, только он меня понимает. Только он когда-либо понимал меня. После смерти нашей мамы к нему в постель я приходила, когда меня мучили кошмары. Он рассказывал
Несколькими минутами спустя рядом со мной раздается трель телефона, заставляя меня подпрыгнуть от неожиданности. Определитель говорит мне, что номер неизвестен, и я хватаю телефон, чтобы ответить.
— Алло?
— Лекс, — с паникой в голосе говорит мой брат, — что случилось?
Звук его голоса — даже приглушенный и запаздывающий — мгновенно успокаивает меня.
— Привет, Куп, — говорю осторожно.
— Ты сказала, это срочно.
— Знаю, — начинаю с сожалением. — Прости. Я, возможно, немного переборщила. Мне просто нужно было услышать твой голос.
Он с облегчением выдыхает, и я наполовину ожидаю, что он начнет ругать меня за такой поступок, но он этого не делает. Вместо этого я слышу в его тоне игривую улыбку, когда он спрашивает:
— Что случилось, сестренка?
— Все просто так... тяжело.
— Слышал о твоей новой работе. Или, точнее, работах. — Он посмеивается. Но я не обижаюсь на его веселье. На любого другого — да. Но не на Купера. Он всегда добр ко мне, и я всегда знаю это.
— Ага, — вздыхаю я. — Но вообще-то я позвонила тебе, чтобы спросить о маме.
— Маме? — Его голос звучит сконфуженно. Полагаю, такое надо было предвидеть. О таком мы не разговариваем. Это всегда было одним из негласных правил между нами. Между всеми нами.
— Насколько хорошо ты ее помнишь? — спрашиваю я.
— Не очень, — отвечает он. — Помню, какой чудесной она была. Любящей, всегда поддерживающей и доброй.
Разочаровавшись, я прижимаю кончики пальцев к вискам.
— Ты действительно помнишь или просто помнишь то, что говорят люди?
Он мгновение колеблется, и даже через расстояние в восемь тысяч километров я почти слышу, как вращаются шестеренки в его мозгу, пытаясь, точно так же как и я, отделить реальные воспоминания от имплантированных.
— Не уверен, — наконец сознается он.
— А ты помнишь что-либо помимо этого? Что-нибудь... не знаю... необычное, или странное, или даже... шокирующее о ней?
— Лекс, — предостерегает он, — что происходит?
— Ничего, — быстро отвечаю я, хотя почти уверена, что он не купится. — Я просто думала о ней.
— Тебе лучше позвонить Эр Джею. Он скорее всего помнит все такое. Ему было четырнадцать, когда она погибла.
— Ты же знаешь, что я не могу рассказать Эр Джею об этом.
Он вздыхает.
— Ладно. Я помню, что она часто отлучалась. Особенно в конце. Ну, перед смертью.
— Отлучалась? — переспрашиваю я скептично.
— Ага, — подтверждает он. — Как на отдых.
— В смысле — отдых?
Затягивается тишина, когда Купер размышляет.
— Круизы, я думаю.
— Серьезно?