52 причины моей ненависти к отцу
Шрифт:
— Ох, — немного удивленно говорю я. — Морти мне написал. Его вечерний развозчик не появился, а у него несколько срочных доставок. Не подбросишь меня к нему? Я позвоню Кингстону, чтобы он отвез меня домой, когда закончу.
Люк расписывается на чеке.
— Конечно нет. Я просто поеду с тобой.
Смотрю на него скептически.
— Развозить цветы?
Он пожимает плечами.
— Ну да, почему бы и нет.
Я киваю на его модный образ.
— А как же открытие галереи?
Продавщица складывает его костюм в пакет. Он берет его
— До начала еще около двух часов. И кроме того, как после твоего вдохновляющего отчета я могу упустить возможность лицезреть, из-за чего вся суета?
— Знаешь, никогда не думала, что услышу эти слова в одном предложении.
Люк морщит лоб.
— Какие?
— Вдохновляющий отчет.
Глава 34
Конец связи
Следующие полтора часа мы с Люком кружили по западной части города, доставляя ничего не подозревающим людям восхитительные подарки. Беатрис из Беверли-Хиллз, чей муж сожалеет, что пропустил ужин прошлым вечером. Маргарет из Санта-Моники исполнилось восемьдесят, и ее внук, который сейчас в колледже, послал ей вазу прекрасных белых лилий калла (ее любимых цветов). Семья Карсон только въехала в замечательный новый дом в Чевиот-Хиллз, и их приветствует ассоциация домовладельцев района. И мой фаворит этой ночи — двадцатиоднолетняя Тесса из Калвер-Сити, которая получила дюжину алых роз от тайного поклонника. Когда она читала карточку, ее засиявшее лицо было похоже на включение елки у Рокфеллер-центра в ноябре.
Весь вечер я внимательно слежу за реакцией Люка. Могу сказать, что он он полностью наслаждается. На самом деле, невозможно не наслаждаться такой работой. Взгляды людей, когда они открывают дверь и видят вас на пороге с букетом цветов, мгновенно улучшают настроение.
Словно наркотик.
И все, должно быть, потому, что мы с Люком никогда не проводили столько времени, не говоря друг другу гадостей. Даже больше, большую часть вечера мы смеемся. Сделать из смертельных врагов хихикающих союзников могло только могло только какое-то меняющее настроение вещество.
Когда все заказы доставлены, кроме одного (получателя не оказалось дома), мы на фургоне Морти возвращаемся в цветочный магазин.
— Хочу тебе кое-что сказать, — начинает Люк, когда я сворачиваю на бульвар Вашингтона и направляюсь к шоссе, — но боюсь, что ты поймешь меня превратно.
Кошусь на него.
— Люк, я только что видела тебя без футболки. Колись.
Он смеется.
— Хорошо. — Вздыхает. — Я хотел сказать, что горжусь тобой.
Я странно на него смотрю.
— Из-за чего?
— Из-за того, что научилась всему тому, чем сейчас занимаешься. Когда мы только начинали работать, ты была именно такой, как я и представлял.
— И какой ты меня представлял? — робко спрашиваю я.
Он покачивает головой.
—
— Ничего необычного, — подтверждаю я с ухмылкой.
Он смеется.
— Да, наверное так. Я про то, что когда твой отец сказал мне, кем он меня хочет сделать — что он хочет, чтобы я был твоей... ну, посмотрим правде в глаза — твоей нянькой, я отнесся ко всему этому скептически. Но я сильно хотел работать на него, так что согласился. Честно, не знаю, как я смог бы выдержать тебя весь год. После всего, что читал о тебе в таблоидах и видел по телевизору, я был уверен, что уйду после первой же недели. Или ты ушла бы.
— Спасибо, Люк, — с издевкой говорю я. — Я так польщена.
— Но, — продолжает он, подняв палец, — последние несколько недель ты всерьез удивляешь меня. Словно у тебя получилось найти радость в том, что тебя просят делать. Луч надежды или вроде того.
Я вспоминаю об отце Роландо, его почти похожих словах за обедом и не могу удержать распространяющуюся по лицу ухмылку.
— Вроде того.
— В общем, я впечатлен. Вот и все.
Моя улыбка становится шире.
— Что ж, спасибо, Люк, — отвечаю шутливо, въезжая на парковку у Морти и заглушая двигатель. — Ты меня тоже впечатлил.
Он с любопытством смотрит на меня.
— О, серьезно? И как же?
— Ну, например, я никогда и не думала, что у тебя такие кубики.
Он разражается смехом. Внутри фургона темно, поэтому я не вижу цвета его лицо, но уверена, что оно снова стало ярко-малиновым.
— И, — продолжаю, — сегодня ты определенно вышел за границы служебного долга.
— В каком смысле?
Я жестом обвожу фургон.
— Вот уж не думаю, что доставка со мной цветов пятничным вечером является частью твоей должностной инструкции.
Он снова смеется. На этот раз мягче. Более сдержанно. Я никогда не замечала, как его глаза сверкают, когда он улыбается. Это даже вроде как сексуально. Он немного наклоняется вперед, достаточно близко, что я чувствую, как его энергия притягивает меня.
— За последние несколько месяцев многое не входило в мои обязанности.
Но его улыбка исчезает, когда его взгляд сосредотачивается на моем. Он всего в нескольких десятках сантиметров от меня, но такое ощущение, будто в километрах. По неведомой причине я желаю, чтобы он оказался как можно ближе.
— И это тебя беспокоит? — мягко спрашиваю я. — Делать то, что не входит в твои должностные обязанности?
— Наверное, зависит от того, чего они касаются, — выдыхает он. Едва шепчет.
Слова завораживают меня, и я чувствую, как между нами сужается пространство. Я не до конца понимаю, что сейчас происходит. Как будто мой мозг опять отделился от тела. Прямо как тогда, в примерочной. Словно какие-то провода, что соединяют мозг с остальной частью тела, неожиданно оборвались, и в голове не осталось ничего, кроме пустой неподвижности.