7 причин сожалеть
Шрифт:
До кучи начинаю дрожать, вцепляясь ногтями в собственный кулак, пока он снимает балетку, бросает на пол и проводит ладонью по лодыжке.
— Артём. — Наконец беру его руку, пытаясь отстранить. Ловлю его снова растекающийся теплом взгляд. — Не смешно.
Улыбнулся, встав на ноги.
— Разве смеюсь? Переобувайся, если не хочешь продолжить.
Садится рядом. Быстро справляется со своими коньками и уже направляется на лёд, пока я только решаюсь взять свои белоснежные. Подошли.
Еле затягиваю шнуровку, так же нелепо иду
— Нормально?
Киваю, выдохнув и вцепившись в него. Да какая рука! Первый шаг, и ноги чуть не разъехались тут же. Ладно хоть подхватил.
— Я давно...
— Нестрашно.
Держит за плечи, продвигая меня вперёд, всё дальше от бортика. Мимо нас вдруг проносится Никита, да так стремительно, что я чуть встаю на тормоз и почти спотыкаюсь.
Ух ты...
— Это что!?
— Он разминается.
— Ничего себе, а как это?
Мальчик развивает скорость, описывая круг за кругом. Артём вдруг крикнул:
— Не показушничай, мышцы проработай, пока Леонид Андреевич не видит..
Позади раздается.
— Я всё вижу, не переживайте.
Оборачиваюсь, несмело кивая мужчине в спортивном костюме, что спешит к нам. Никита громко вздыхает и резко тормозит.
Тренер здоровается с Артёмом, встаёт возле нас, убирает руки за спину и спокойно произносит.
— Накрасовался? А теперь подумай, что ты сделал со своими суставами, избегая разминку?
Никитка опускает взгляд, треснув кончиком конька лёд.
— Он ещё и не доволен! Да чтоб ты об эту ямку споткнулся, сорванец!
— Извините... — Шепчет пристыженный карапуз.
— Начинай уже.
Засмотрелась и совершенно не заметила, что от плеч Артём успел перейти к талии.
Всё же, самая обычная школьная разминка на коньках выглядит совершенно иначе. А спустя всю эту громадную часть я так и не убрала руку "взрослого мужчины", стараясь не встречаться с ним взглядом.
Но нет, не вышло. Артём совсем вошёл во вкус и внаглую склонился к моей шее, начиная пускать мурашки одним своим дыханием. Пытаюсь отстраниться и понимаю, что вышла я на скользкий путь во всех его смыслах.
Поэтому что... Поэтому держим его руку, убираем подальше голову и любуемся его сыном дальше, что сбил себе дыхание, смеясь с нас.
— Никита! Ну, Артём Игнатьевич, это совсем ни в какие ворота!
Тот наконец отлипает и совершенно спокойно парирует мужчине.
— Продолжайте, мы отъедем.
— Да уж будьте любезны!
А следом я чувствую, как лёд катится подо мной... И было бы наоборот, успевай я шевелить ногами.
Набираю побольше воздуха, стоит только встретиться с бортиком и вцепиться в него, скинув руки этого "взрослого". Оборачиваюсь к нему, на что он вальяжно приближается и подпирает меня к ограде... Ага, чтоб не упала.
— Что ты вообще творишь!?
— Тебе понравилось.
—
— Я тебя просто обнял. Не драматизируй. Я говорил, не нравится — дверь помнишь где.
Фыркаю, желая сказануть, что я вообще здесь только из-за Никиты, но... Но не настолько же себе лгать, да?
— Спросить что-нибудь хочешь? У нас два часа впереди...
— Два часа!?
Кивает.
— Будто тебя дома кто-то ждёт.
— Кровать, Рашевский, кровать...
И вижу, как появляется улыбка, выставляю ладонь к его рту, пытаясь избежать похабного стишочка на этот счёт.
— Фу, хватит.
Убирает кисть, не отпуская из своей.
— Я и не начинал.
Так... Что я хотела? Куда опять уплыли все мысли? Замечаю Никиту на той стороне.
— Это... — Киваю в его сторону. — Серьёзно?
Артём оборачивается, проследив за взглядом. Немного отъезжает, вставая рядом.
— Надеюсь, что да. Осенью будут первые сборы, там узнаем, пройдет от первый важный этап в своей жизни или нет.
— Сборы? Что за этап?
— Скажем так, небольшой отбор в столице, если пройдёт — поступит в нашу спортивную школу...
— Там же пансион..
— Я в курсе.
— И тебе не жаль его туда?
Ловит мои мысли.
— Я люблю его и ценю его выбор, Света. Если он хочет, если он забывает обо всем, паря здесь... Я должен бояться его отпускать с понедельника по пятницу?
— Наверное, нет... Это тяжело.
— Не спорю.
— И долго?
— Первый этап, пока ставится техника, нарабатывается база, длится 3 года. Первые года будет жить дома, если пройдёт ежегодные экзамены, получит допуск, поступит в конькобежную и переедет в их общежитие. Потом всё будет намного жёстче, и захочет ли он продолжать — будет исключительно его выбор, на который я влиять никак не собираюсь.
— Но он же боится... Прикосновений.
Кивает очевидному.
— Поэтому почти год мы здесь. Он учится развивать страхи и слушать свое тело, Света. Это для него важно, поверь...
— Да я просто даже подумать не могла... Здорово... Вы... Вы были в больнице?
Улыбнулся чему-то невидимому.
— Да.
— Зачем?
— Обследовались.
– Что-то нашли?
Цокает.
— Ты такая любопытная...
— Это не любопытство!
— Да? Что же тогда?
— Волнение... Неужели не ясно?
Оборачивается, тут же отвернувшись к сыну.
— Артём, ну!? Что из тебя всё выжимать...
— Рита всю беременность ненавидела его... У неё была карьера и одна на свете любовь — танцы. Мы толком даже не были знакомы, Свет, просто случайная ночь, где я лоханулся. Для неё это был крах. Выйти в декрет, когда находишься на пике своей формы, следить, как тело из идеала начинает стремительно меняться... Она меня ненавидела, а я ползал за ней повсюду, уговаривая и заставляя переступить через это и не убить его. Кто знает, может... Был не прав?