8–9–8
Шрифт:
— Я надеюсь, что ситуация выправится.
— Если быть совсем-совсем честной… Я досконально изучила проблему. В городе много больших книжных магазинов, и цены там ниже. А ассортимент шире. Ты не выдержишь конкуренции.
— Я попытаюсь. Предложу дополнительные услуги… Придумаю что-нибудь эксклюзивное…
— Вот если бы речь шла о каких-нибудь дорогих, антикварных изданиях! Но у тебя нет антикварных изданий.
— Есть! У меня есть эти издания. Просто я не хочу их продавать.
— Вот видишь!.. Если ты не хочешь их продавать, то их как бы и нет, верно? Я говорила с Магдаленой и она согласна, чтобы мы занялись коврами, оставшимися
— Мы?
— Ты. Опыта у тебя маловато, но какой-то все же есть… Это не так сложно, как кажется на первый взгляд. Я тебе помогу, я ведь закончила курсы маркетинга.
— Да-да, я помню. А ты сама?
— Коврами лучше торговать мужчине. Мужчинам доверяют больше, особенно если речь идет об основательной и дорогостоящей покупке. Ты быстро всему обучишься, и я буду рядом. Тем более что ничего особенного нарабатывать не придется: от брата остались связи с ковровыми производствами в Марокко, их просто нужно будет возобновить.
— Я не готов… К такому повороту дела.
— Я тебя не тороплю. Решение потребует усилий, я понимаю. Но мы все тебе поможем…
Все.
Крылатые самцы и самки, бескрылые рабочие, бескрылые стерильные солдаты и масса других, которые выползут из брюха и наводнят дом с посадками, открытой террасой и мандариновыми деревьями. Какая же она ловкая, эта Мария из Касабланки!.. Успела окрутить всех, не только Габриеля. Вот и несчастная вдова готова передать ей бизнес покойного мужа, та же участь наверняка ждет и остальных. Они присоединятся к большой дружной семье, никуда не денутся. Даже те, кто пока не знаком с Марией, — экс-пикадор со своей маленькой частной конюшней, к примеру. Сто против одного, что Мария и здесь сумеет отыскать дальние родственные связи — пусть не кровные, но липкие и удушающие, от таких не отвертишься. Не-ет, без приворотного зелья провернуть подобную операцию невозможно — что же там налито, в кувшине?..
— Я давно хотел спросить тебя, Мария… В день, когда мы познакомились, с тобой был кувшин.
— Он и сейчас со мной.
— А что было в кувшине?
— О-о! Это страшная, страшная тайна. — Мария округляет глаза и подносит палец ко рту. — Но тебе я расскажу. И очень скоро. Обещаю…
Обещанию Марии сбыться не суждено.
Поначалу оно откладывается на неопределенное время, условно называемое «до свадьбы». Габриель и сам не заметил, как превратился в жениха, но псевдородственники марокканки говорят о «нашей Марии и ее чудесном парне» все чаще и чаще. К тому же Мария жаждет познакомиться с семьей Габриеля, и скрывать ее от новоявленной невесты становится довольно трудно. Мантры о родне, будто бы уехавшей в Англию, к тетке, произносятся с большим скрипом, и в какой-то момент Мария просто перестает верить им.
— Ты прячешь их от меня? — скорбно спрашивает она.
— Нет.
— Ты прячешь меня от них?
— Тоже нет.
— Тогда в чем дело?
— В том, что они не вернулись из поездки. Но это всего лишь вопрос нескольких дней, —
врет Габриель, совершенно не задумываясь о том, что «несколько дней» заканчиваются очень быстро. Быстрее, чем «несколько недель», «несколько месяцев» или даже «несколько лет», ох уж эти несколько лет ! Самый предпочтительный вариант, но никто не уезжает в гости так надолго.
А жаль.
— Ты же понимаешь, без знакомства с твоими близкими ни о каких совместных планах на будущее не
— Конечно, понимаю. Но ты не должна волноваться, Мария. Ты понравишься маме, она полюбит тебя сразу. Тебя просто невозможно не полюбить…
— А кроме мамы у тебя есть кто-нибудь?
— Из тех, кто жив и здравствует, — только сестра. Но она давно не живет с нами. Честно говоря, я даже не знаю, где она сейчас…
— Это плохо. — Мария морщится и осуждающе качает головой. — Плохо, что она не живет с вами. И очень плохо, что ты ничего не знаешь о ней. В нашей семье такого не было. В нашей семье все и всегда были вместе. Несмотря на то что она целиком состояла из мужчин. А с мужчинами сам знаешь, как трудно, просто невыносимо!.. Они — не дети и не старики, они думают, что смогут прожить без чьей-то заботы, любви и опеки.
— Разве это не так?
— Нет, конечно. — Мария смотрит на Габриеля снисходительно, того и гляди — легонько шлепнет по попке в воспитательных целях. — Никто не в состоянии прожить один. Всегда нужно на кого-то опереться, чтобы сделать очередной шаг вперед. Ты согласен со мной?
— Да. Пожалуй.
— Мы разыщем твою сестру.
— Зачем? — искренне удивляется Габриель. — Если она сама не хочет проявляться, зачем навязывать ей свое общество?
— А вдруг у нее проблемы? Жизненные трудности? Вдруг ее сердце разбил какой-нибудь негодяй, а ей даже пожаловаться некому.
— У нее наверняка есть подруги… — высказывает предположение Габриель.
— Подруги — одно, а семья — совсем другое… Ее ведь зовут Мария-Христина, так?
— Да.
Габриель лишь однажды, вскользь, глотая окончания, упомянул имя сестры, а Мария запомнила. Она прикладывает руки к груди — к тому месту, где у большинства людей бьется маленькое, эгоистичное, себялюбивое, нетерпимое к другим сердце, — и торжественно произносит:
— Вот здесь… Здесь для твоей сестры… Для Марии-Христины уже приготовлено местечко.
Смех, да и только!
Габриелю совсем не смешно. В подробном анатомическом описании королевы термитов, которое дает «Nouveau petit LAROUSSE illustr'e», сердце отсутствует — очевидно, в случае с Марией речь идет о какой-то диковинной мутации. Ну да, ведь Мария — все же человек. Молодая девушка. Но и человеческим ее сердце не назовешь —
оно слишком большое.
Безразмерное.
Оно — тот самый дом с мандариновой рощей, и где в таком случае расположится сучка и стерва Мария-Христина? В ленивом гватемальском гамаке, натянутом между деревьями. Габриель допускает все, что угодно, даже гамак, но представить Марию-Христину, марширующую вместе со всеми остальными особями по пространствам общего дома, — выше его сил.
Но это было бы забавно.
Слава богу, что он не сдал Марии Фэл! Он не расскажет о Фэл под страхом смерти, и адский огонь не заставит его разомкнуть уста. Чем больше Габриель узнает Марию, тем больше понимает: на земле нет ни одного безопасного, ни одного недостижимого для марокканки места. Англия?.. Что такое Англия? — самая верхняя пуговица на платье Марии, одна из двух или трех десятков. Чтобы дотянуться до нее, никаких особых усилий прикладывать не придется. Коснулся пальцем — и готово. А Фэл — не пуговица, и даже не нитки, которыми пуговицы крепятся к ткани. Фэл — единственное дорогое Габриелю существо, нельзя допустить, чтобы и она попала в объятья паточной любви Марии, чтобы и к ней протянулись нити, чтобы и ее захватили щупальца,