8–9–8
Шрифт:
— Меня зовут Мика. Ми-ка, — говорит девушка.
— Ми-ка, — старательно повторяет Габриель. — Это русское имя?
— Это мое имя.
— Я Габриель.
— Очень приятно, Габриель.
— Очень приятно, Мика.
За то недолгое время, что они разговаривают, русская Мика не приблизилась к Габриелю ни на шаг, она по-прежнему стоит у двери и вертит головой, рассматривая интерьер магазина.
— Любите книги? — интересуется Габриель.
— Раньше любила.
— А теперь?
— Теперь на книги не хватает времени. Очень много работы.
И
— С кухней всегда много возни, — светски замечает Габриель.
— Я не считаю это возней. И это не так сложно. Просто очень много работы.
— Так это же замечательно. Много работы — много посетителей, следовательно — и прибыль хорошая.
— Посетителей пока немного. Ведь мы открылись совсем недавно. Не хотите к нам заглянуть?
Вот в чем скрыт смысл неожиданного визита: посудомойка (официантка, cocinera [36] ) решила пригласить его в ресторан. Если у ресторана дела идут не ахти — любая человеческая единица сгодится.
— Я обязательно загляну. Как-нибудь…
36
Повариха ( исп.).
— Уверена, вам у нас понравится.
Понравится настолько, что Габриель станет завсегдатаем и подтянет к ресторану своих друзей и родственников, — таков нехитрый ход мыслей девушки.
— Мне уже нравится, — это похоже на завуалированный комплимент, и Мика легко его считывает, но вместо того, чтобы улыбнуться, хмурит брови.
— Вы шутите, да? И напрасно.
— Нет, не шучу.
— Я понимаю, испанцев трудно чем-то удивить… Но наше меню стоит того, чтобы с ним ознакомиться.
— Не сомневаюсь в этом.
— Вы можете захватить кого-нибудь из друзей. Прийти со своей девушкой.
— Вообще-то у меня нет девушки…
Эта фраза прозвучала уж слишком многозначительно, слишком интимно, — и потому кажется оборванной на полуслове. Гипотетическая вторая часть просматривается так же легко, как раковина на мелководье в безоблачный летний день: …но это даже хорошо, что у меня нет девушки, не хочешь ли ты стать ею?
Меньше всего Габриелю хотелось бы, чтобы всплыла вторая часть или чтобы Снежная Мика сама вытащила ее на свет, как раковину с мелководья, а затем оформила надлежащим образом, исключающим трения с таможней, — и уволокла к себе в Россию. Вместе с раком-отшельником Габриелем. Девушки — они такие, всегда все придумывают, всегда отслеживают интонацию. И горе тебе, если они заметят хоть каплю теплоты в голосе, хоть каплю заинтересованности: это тотчас же будет истолковано как начало флирта или, хуже того, — большого
Нет, Снежная Мика вроде бы не такая.
Совсем не такая.
Она не кокетничает и не стремится понравиться, чем бессознательно грешили недолгие сексуальные партнерши Габриеля. Она сказала то, что хотела сказать, не больше. Не начнись сезон охоты на клиента — она бы и вовсе сюда не пришла. И… ей наплевать на впечатление, которое она производит. И то правда: какое может быть впечатление, если даже в сумерках (самом романтичном времени суток) она выглядит всего лишь миловидной. В ней мало сексуальной энергии и энергии вообще. Она абсолютно бесстрастна. Впору вспомнить не о Фэл, а о Соледад, покойной праведнице.
— …Нет девушки? В определенных жизненных ситуациях это, скорее, хорошо, чем плохо.
— Наверное, вы правы.
Забавно было бы послушать, как Мика развивает тему с девушками и тему с одиночеством. И (актуальную в любом географическом поясе и в любое время года) тему взаимоотношения полов. Помнится, стервятницы Габи и Габ и тоже начинали с вопросов о девушках.
Но Снежная Мика совсем не такая, она продолжает гнуть свое — насчет проклятого ресторана:
— У нас существуют значительные скидки. Для постоянных клиентов.
— Восхитительно.
— Порядка пятидесяти процентов. A mitad de precio. За полцены. Я правильно выразилась по-испански?
— Все верно. Я вас понял. Но, честно говоря, я предпочитаю питаться дома.
Зачем он так сказал? Затем, что это правда. И еще: он ошибся — Снежная Мика не посудомойка, не официантка, не cocinera. Скорее, она напоминает торгового агента, агрессивно втюхивающего обывателю свой бесполезный товар. Агента без воображения, негибкого, неловкого и неизобретательного, с опытом работы, который стремится к абсолютному нулю. Ничего, кроме раздражения, к подобным деятелям потребительского рынка не испытываешь, прервать их на полуслове и выставить за дверь — сам бог велел. И вообще… давно пора было обзавестись табличкой «торговых агентов просьба не беспокоить».
В случае со Снежной Микой все несколько по-другому. Габриель ни за что не стал бы указывать на дверь женщине, девушке. Любой женщине и любой девушке, а эту… Эту ему хочется обнять и крепко прижаться к ней, положить голову на грудь, найти спасение.
Неизвестно от чего.
От всего.
Мимолетное желание, возникшее и исчезнувшее в самом начале их разговора, теперь вернулось, вспыхнуло с новой силой. Стул, за который цепляются все еще сведенные пальцы Габриеля, больше не спасает. Нужно срочно занять себя — хоть чем-нибудь. Придумать себе дело, не мешающее разговору, отвлечься. Габриель принимается рыться в хьюмидоре с «8–9–8» и вытаскивает на свет еще одну сигару. Откусывает кончик. Подносит спичку. Закуривает. И только потом запоздало спрашивает: