8 предновогодних вечеров в кафе-пекарне «Домовёнок»

Маннапова Вероника

Спутник Марины – крупный мужчина спортивного телосложения вальяжно направился к кассе. Девушка смотрела в окно, сложив руки на столе, Павел смотрел на неё не в силах оторвать взгляд до тех пор, пока к её столику не подошёл мужчина с двумя чашечками кофе. В следующие 20 минут Павел еще много раз поднимал и опускал глаза, пока девушка не покинула зал. Вскоре после её ухода он и сам отправился домой. И так уже несколько месяцев. Молодой, симпатичный и рассеянный парень, как и серьезный седобородый художник у углового окна, каждый вечер приходит в кафе в надежде увидеть ту, что заставляет сердце биться чаще. Только в отличие от художника, который за полгода постоянного посещения пекарни уже не раз делал первый шаг, не получая взаимности, Павел не мог решиться и на знакомство.

К тому же, чаще всего, Марина приходила не одна, а с коллегами по работе (или не с коллегами) либо беспрестанно разговаривала по телефону. Вот и в очередной раз, Павел посетил кафе только для того, чтобы съесть сырную бельгийскую вафлю и поработать за ноутбуком, а знакомство с девушкой в меховых наушниках он опять отложил на следующий раз.

Новогодний адвент-календарь вскоре был почти готов. Осталось лишь раскрасить надпись: «С новым годом!», что Люба никак не могла сделать, отвлекаясь на посетителей, часть из которых считали своим долгом провести с ней хотя бы короткую беседу о планах на праздники, подарков и идей блюд на новогодний стол. Но несмотря на это, с главным своим делом – руководить процессом, она справлялась на все 100 процентов. В итоге буквы раскрасил Олег.

Карикатурные дед Мороз со Снегурочкой, нарисованные художником в центре ватмана заражали своей широкой улыбкой. Вокруг них расположилось семь сложенных из бумаги конвертов, которые Люба успела украсить блёстками. В эти конверты Олег вложил листочки с душевными пожеланиями на день и предновогодними заданиями. Слепить снеговика и поиграть в снежки – было первым делом, чтобы можно было менять день его выполнения до тех пор, пока не будет подходящей погоды. А затем: нарядить ёлку, написать письмо деду морозу, смастерить кормушку для птиц и сделать новогодние открытки для друзей, на субботу запланировали испечь пряничный дом и сделать карту желаний, на воскресенье – покататься с горки и посмотреть новогодний фильм. А снежинки, старательно вырезанные помощником Любы, приклеили по краям ватмана.

25 Декабря

В кафе вошёл молодой голубоглазый мужчина с взъерошенными волосами. Он огляделся, ощупывая карманы. Заказал кофе с бельгийской сырной вафлей, занял свободный стол и погрузился в работу за ноутбуком, отвлекаясь на звон колокольчика. На девятый (от его прихода) звоночек, в кафе вошёл художник. Он приветственно кивнул Любе, чуть улыбнувшись, повесил пальто с шапкой на вешалку и подошёл к Павлу.

– Она сегодня не придёт. Я только что видел, как она уехала, – сказал он тихо.

Павел смущено кивнул. Художник проследовал к своему привычному месту. Маленькая табличка Reserved поблёскивала от света гирлянд. Это была единственная подобная табличка в кафе, Люба украла её пару лет назад в каком-то ресторане. И вот уже несколько месяцев она ежедневно выставляет её около 18 часов на столик у углового окна.

Расправившись с сырной вафлей, Павел оделся, попрощался и покинул кафе. Митя поспешил к освободившемуся столику с тряпкой. На столе лежал телефон. Митя тщательно протёр стол вокруг, не прикасаясь к смартфону. Потом подошёл к Любе и шепнул ей на ухо о находке.

– Паша… – вздохнула она, выходя из-за прилавка.

Митя оглянулся, выискивая Павла.

– Он ушёл, – тут же уточнил он и вытащил из нагрудного кармана рыжего медвежонка.

– Да Митя, я знаю. Скоро вернётся.

Художник подошел к прилавку, чтобы забрать чайничек травяного чая, который уже заварила ему Люба.

– Может на январских праздниках сходим на щелкунчика? – спросил он у хозяйки кафе. – Билеты еще есть.

– Извини, сейчас у меня на это нет времени, – отрезала Люба и сочувственно улыбнулась.

Теребя вязанного медвежонка за ухо, Митя подошёл к ёлке, чтобы, с позволения Любы, поправить игрушки, которые она бездумно развесила на ветках. По пути к своему привычному месту, художник на несколько секунд остановился за спиной Мити с подносом в руках, задержав взгляд на праздничном деревце.

Невысокая искусственная ёлка, увешенная старинными стеклянными игрушками, стояла на тумбе рядом с прилавком.

Этой ёлочке уже больше 20 лет, а запасами хрупких расписных фигурок с Любой поделилась ещё её бабушка, когда любимая внучка съехала от родителей, поэтому в их истории было больше 50 Новогодних праздников. На колючих ветках красовались несколько разноцветных стеклянных шаров, шишки, грибы, початки кукурузы, герои сказки Чиполлино, львы и медвежата на прищепках, птицы и зайчата. И лишь второй раз в жизни, Люба нарядила эту ёлку в одиночестве, а не в компании мужа. Вторая же перемена в её жизни после развода была связанна с тем, что она отказалась от выходных и всё больше времени проводила на работе, распрощавшись со сменщицей. С 6 часов утра она пекла пироги и булочки со своей помощницей и подругой Ирой, в часы более-менее свободные от посетителей, готовила десерты, два-три раза в неделю задерживалась в пекарне после закрытия, чтобы сделать заготовки на заморозку. И лишь иногда оставляла всё кафе на подругу, когда летала навестить внуков. Но работа её ничуть не обременяла, а наоборот спасала и вдохновляла. Выпечкой хозяйка пекарни всегда занималась с нежностью и любовью. С уважением относилась к тесту и даже с ним разговаривала. Аккуратно выкладывала булочки, приглаживая края, с трепетом лепила пирожки, всегда по достоинству оценивала аромат свежеиспеченного хлеба. Она постоянно экспериментировала на своей кухне и улучшала рецепты. Не смотря на некоторую бестактность, громкий голос, а порой и грубость, она располагала к себе посетителей. Наверное, потому что просто всегда была собой и ей никогда не было всё равно на других людей. Разве что на их мнение ей было плевать, но не на их проблемы. Однако на свои проблемы она старалась закрывать глаза.

– Спасибо тётя Люба, – угрюмо поблагодарила Катя Любовь Михайловну, принимая у неё пакет со сладкими круасанами. – За наши толстые попы.

– Чего?! – возмутилась Любовь Михайловна.

– Вкусная у вас выпечка, говорю, и десерты. Никак не завязать.

– Во- во! – согласился большой Боря, рассматривая витрину с диетическими десертами.

– Ну некоторым, которые по пять булок за раз со сладким чаем уплетают, конечно надо бы завязать, – ответила Люба, глядя на Бориса. – А тебе то что? – перевела она взгляд на девушку с розовыми волосами.

– Откладываются где не надо.

Хозяйка кафе вышла из-за прилавка, разглядывая Катю со всех сторон.

– Это у тебя что ли по-па растёт? От моих то булочек?

Катя закатила глаза и уже поняла, что зря съязвила.

– Вот этому, моя дорогая, не помешало бы подрасти, – пренебрежительно и совсем не тихо продолжила Люба, утягивая широкий пуховик на Катиных бёдрах. – Это, во-первых.

Катя огляделась, чтобы убедиться, что на них никто не смотрит.

Смотрели все. Кто-то исподтишка, кто-то просто прислушался, кто-то прям пялился. Ну, по крайней мере, Кате так казалось.

Девушка была готова провалиться сквозь землю или убить тётю Любу. Или сначала убить, а потом провалиться вместе со всеми этими несчастными булочками. А потом вернуться в чёрном костюме и Нейрализатором стереть всем присутствующим память. И желательно так, чтобы они все забыли про этот разговор, про существование булочек, поп и вообще про девушек-подростков.

– А во-вторых, я вот своё достояние уже 57 лет ращу. – Люба хлопнула себя по ягодицам. – И ни чего, многим нравится! Да, красавчик? – она повернулась к художнику, который как раз наблюдал за Любой.

Тот тут же поперхнулся чаем. Закашлялся и постукивая себя кулаком по груди, кивнул. Люба улыбаясь снова повернулась к Кате.

– И дорогая моя, за день мы можем столько глупостей натворить, что съесть вкусное пирожное или нежнейшую булочку может стать лучшим решением.

– Пирожные проблемы не решают.

– Но и не создают их. – Люба встретилась взглядом с Борисом. – Ну 6 пирожных конечно могут создать проблемку, – уточнила она чуть громче. – Но одно… точно нет. А если ты со своей угрюмостью еще и сладкое перестанешь есть, то вообще грымзой станешь, – бросила Люба, удаляясь за прилавок. – Так и буду тебя называть, Грымзочка Олеговна.