8том. Литературно-критические статьи, публицистика, речи, письма
Шрифт:
При Людовике XI некоторые сеньоры, запоздалые плоды эпохи рыцарства и люди робкой души, мирно проводили всю жизнь в своих замках, окружив себя книгами и предаваясь на досуге ученым занятиям. In angello cum libello [248] . Одним из таких людей был Карл Ангулемский, отец принцессы Маргариты, потомок того доброго герцога Карла, который в английском плену слагал баллады и рондо [249] , нежные, изысканные и тонкие, как миниатюры Жеана Фуке. Он был сыном принца Иоанна, переложившего на французский язык схоластические и варварские дистихи [250] , которые, как он считал, сочинил еще Катон в древнем Риме, и собственноручно переписавшего всю книгу «Утешений» Боэция. Принц Иоанн был человеком ученым. Его сын Карл, как и отец, стремился к «знанию, этой манне небесной» [251] . В своем коньякском замке он собрал обширную библиотеку. Но «то было темное время… когда еще чувствовалось пагубное и зловредное влияние готов, истреблявших всю изящную словесность» [252] .
248
Уединившись
249
…герцога Карла, который в английском плену слагал баллады и рондо… — Речь идет о герцоге Карле Орлеанском (1391–1465), выдающемся французском поэте и видном полководце. Во время Столетней войны, тяжело раненный в битве при Азенкуре (1415), он был захвачен англичанами и оставался в плену 25 лет.
250
…схоластические и варварские дистихи… — «Нравственные дистихи» принадлежали не знаменитому Катону Старшему, а латинскому поэту начала н. э. Дионисию Катону. На основе этих двустиший принц Иоанн, граф Ангулемский (1404–1467) составил «Поучения Катона».
251
Рабле, II, 8. — Здесь и в дальнейшем все прозаические цитаты из Рабле приводятся в переводе H. М. Любимова.
252
Рабле, там же.
11 апреля 1492 года супруга Карла Луиза родила в Ангулеме девочку, нареченную Маргаритой, что означает по-латыни «жемчужина» или «перл». И Маргарита действительно стала перлом принцесс. Два года спустя добрый герцог покинул наш подлунный мир. Маргариту воспитала ее мать, прекрасная, умная и страшная Луиза Савойская, любившая поэтов и гордившаяся своей причастностью к «веселой науке». Это была женщина алчная, скупая и жестокая; позднее она запятнала себя преступными и позорными деяниями, которых ее дочь постаралась не заметить. Ведь тот, кто ради любви или веры не выколет себе оба глаза, никогда не верил и не любил.
Маргарита росла в отцовском замке. Там, в каком-нибудь отдаленном покое со стенами, отделанными резными украшениями из ярко расписанного дерева, она отпирала ларь с книгами, извлекала оттуда манускрипт в парчовом переплете и читала то главу из «Подражания Христу», то один из романов Круглого стола, то отрывок из Аристотеля [253] . Со всех сторон до нее доходили слухи о сказочной Италии, открытой юным королем Карлом VIII [254] в год от воплощения божия 1495, об этом вновь обретенном земном рае [255] , где нет бога, ревниво стерегущего плод познания и сладострастия, о чудесах искусства и куртуазности, с которыми познакомились там французы.
253
Списки Аристотеля, «Золотой легенды», «Подражания Христу», романов «Круглого стола», а также поэмы Данте упоминаются в перечне движимого имущества коньякского замка.
254
…о сказочной Италии, открытой юным королем Карлом VIII… — В 1494 г. французский король Карл VIII (1483–1498) вторгся в Италию, завоевал Неаполитанское королевство и в 1495 г. объявил себя королем неаполитанским.
255
«Земной рай!» — таков единодушный крик французов, попадавших в Италию.
Карл VIII писал из Неаполя своему зятю герцогу Бурбонскому:
«Трудно вам вообразить, до чего прекрасные сады видел я здесь, ибо, честью клянусь, так они роскошны и столько в них чудесных и редких вещей, о коих надеюсь я рассказать вам при встрече, что ежели бы еще поселить в них Адама с Евой, то это и был бы рай земной. Сыскал я в этой стране отменных художников, и вы пошлите к ним, пусть изготовят они для нас наилучшие, какие только возможно, картины, ибо те, что находятся в Бо, Лионе и прочих городах Франции, даже сравниться не могут красотой и великолепием своим со здешними. А я привезу вышеупомянутых художников с собою, дабы они написали мне подобные же для Амбуаза(Амбуаз — средневековый замок в гор. Амбуазе, на левом берегу реки Луары, служил постоянной резиденцией Карлу VIII.)».
Брисонне писал из Неаполя королеве Анне Бретонской: «Хотелось бы мне, госпожа моя, чтоб увидали вы этот город и все чудеса, кои в нем находятся, ибо это сущий рай земной. Наш милостивый король пожелал по приезде моем из Флоренции самолично показать мне все, что есть в городе и вкруг него, и, клянусь вам, несказанна красота этих мест, наиудобнейше устроенных для всяческих пристойных забав. Королю весьма желательно, чтоб и вы были здесь. Отныне он больше ни во что не ставит ни Амбуаз, ни иные свои Замки».
В те годы все умы Франции были обращены к этой лучезарной стране, каждый изо всех сил старался переделать на итальянский манер свою жизнь и свой язык. Маргарита читала Петрарку, которым позднее восторгался и ее брат Франсуа; она читала Данте, упиваясь той атмосферой куртуазности, благоухание которой наполняет у великого флорентинца даже «Чистилище» и «Ад». Вот она склоняется над цветным веленем книги и, забыв обо всем на свете, следит за Паоло и Франческой, чьи сплетенные в объятии тени витают над градом скорби.
Она читает:
…Nessun maggior dolore Che ricordarsi del tempo felice Nella miseria… …Тот страждет высшей мукой, [256] Кто радостные помнит времена В несчастии… (итал.).И в памяти ее навсегда остаются эти стихи, горькую правду которых придется изведать и ей самой.
По свидетельству всех, кто знавал ее, Маргарита, женщина кроткая, приветливая и благожелательная, любила веселую беседу и смех, который так шел к ее здоровой красоте. Она была красива, но красотой крепкой и крупной, отличаясь такими же благородными чертами лица и большим носом, как и ее брат [257] .
256
Тут страждет высшей мукой… — строки из «Божественной Комедии» («Ад», песнь V). Перевод М. Лозинского.
257
Именно такой она и предстает на дошедших до нас портретах. Франциск I был очень похож на нее. Рисунок карандашом, запечатлевший ее в беарнском чепце, со спаньелем на руках, когда ей было около пятидесяти лет, набросан твердой рукой,
Заря ее жизни занималась в те годы, когда ослепительно разгорается заря Возрождения. Науки вновь обретают «блеск и достоинство». Мир наполняется «учеными людьми, образованнейшими наставниками, обширнейшими книгохранилищами. Женщины и девушки — и те стремятся к знанию, этому источнику славы» [258] .
Наставником Маргариты был Робер Гюро, архидиакон и аббат храма св. Мартина в Отене. Она брала уроки древнееврейского языка, который считался тогда ключом к философии. Тезисы Пико делла Мирандола о кабале и трактат Рейхлина «De verbo mirifico» [259] показали, какими подлинными докторами всех наук являлись смиренные и жалкие евреи — изгнанники из Испании, которых презирал, унижал, травил весь христианский мир. Маргарита во всяком случае получила представление об этом мертвом языке — единственном, по мнению тогдашних ученых, который называл бога истинным его именем [260] .
258
Рабле, II, 8.
259
«О чудотворном глаголе» (лат.).
260
…называл бога истинным его именем. — В иудейской религии (получившей отражение в Ветхом завете) единый верховный бог именуется Иеговой (Ягве) именем, заключающим в себе понятие вечности и совершенства.
Детство Маргариты совпало с появлением первых, еще неумелых чудес книгопечатания — требников и романов, набранных немецкими готическими шрифтами: текстурой, фрактурой, круглым.
В годы ее молодости великолепные издания Альда Мануция, отпечатанные итальянским (иначе — венецианским) курсивом, размножили шедевры античной мысли. Появилось «изящное и исправное тиснение, изобретенное по внушению бога, тогда как пушки были выдуманы по наущению дьявола» [261] . Эстьены и Васкозаны распространили во Франции сокровища науки и поэзии, принесенные из блистательной Италии.
261
Рабле, II, 8.
В возрасте семнадцати лет, через три года после помолвки ее брата Франсуа с Клод Французской, Маргариту из государственных соображений выдали за герцога Алансонского, испытанного воина и уже немолодого человека, который превыше всех открытий своего века ценил не книгопечатание, а порох и отнюдь не был подходящим для нее мужем.
Натура любящая, она питала горячую привязанность к брату, ставшему в 1515 году королем под именем Франциска I. Этот король-рыцарь с горячей кровью и скудным мозгом, славный малый, простой в обхождении со своими, но умевший казаться величественным на людях, легкомысленный эгоист и в то же время нежнейший сын на свете, платил сестре самой искренней любовью, на какую была способна его чувственная и непостоянная душа. Он называл сестру «милочкой», глубоко уважал ее, и никогда еще уважение не было столь заслуженным. Благоразумная и ученая Маргарита, крупный рот которой умел так тонко улыбаться, была мудрой советчицей, способной руководить самыми сложными предприятиями. Там, где речь шла о делах, ее непоколебимая кротость, осмотрительность и благожелательность совершали поистине чудеса.
«Рассуждала она так умно, что приводила в восхищение послов, каковые, возвратись от нее, писали об этом пространные доношения своим государям; она весьма содействовала своему брату королю, ибо послы, удостоившись приема у него, после непременно отправлялись к ней, и часто, когда у короля случались важные дела, он препоручал их сестре и ждал ее полного и окончательного решения. Она же, отменно искусно беседуя с послами и занимая их разговором, с превеликой ловкостью выведывала все их намерения. По этой причине король говаривал, что она своим светлым разумением облегчает ему бремя власти, чем оказывает немалую помощь» [262] .
262
Брантом (аббат Пьер де Бурдейль, 1535–1614) — французский писатель, автор сочинений «Жизнь великих полководцев» и «Жизнь галантных дам», в которых даются яркие картины нравов и быта высшего общества его времени.
Маргарита употребляла свое влияние на брата в пользу поэтов и ученых, «преданных истинному знанию и Христу». Набожная и даже склонная к мистицизму, но любознательная и прямодушная, она испытывала отвращение к монахам с их шарлатанством, темнотой и распутством. Ее излюбленным писателем был Эразм, превосходно высмеявший глупость в рясе и почитавший монахов усерднейшими поборниками вселенского невежества. В 1512 году один весьма ученый человек по имени Гильом Фабри (он же Лефевр д'Этапль) опубликовал комментарий к посланиям апостола Павла. Этот труд, подвергший евангелие критическому исследованию, стал настольной книгой Маргариты и вывел ее на дорогу первых реформаторов, которых можно было бы назвать схолиастами Писания [263] . Она завязала переписку [264] с Брисонне, епископом Mo, и под влиянием этого искусного наставника погрузилась в глубины самого причудливого и абстрактного мистицизма. Поэтому мы и читаем у Рабле, что у нее
263
…схолиастами Писания. — То есть комментаторами, толковавшими евангелие на основе филологической критики текста. Филологическая критика «священных книг» положила начало их историческому объяснению и тем самым порвала с традиционным догматическим отношением к ним как к «божественному откровению».
264
С 1521 г. по 1524 г. Biblioth'eque nationale, mass. ff., 337.