8том. Литературно-критические статьи, публицистика, речи, письма
Шрифт:
Граждане!
Такому затмению умов, примеров которого можно было бы привести еще очень много, мы должны противопоставить рассудок, непоколебимый рассудок. Скажем врагам истины, являющимся в то же время врагами армии и отечества, скажем им: перестаньте поддерживать это непрочное здание лжи, которое грозит обрушиться на ваши головы. Преследование Пикара настолько чудовищно, что даже оправдание его не могло бы в полной мере восстановить справедливость. Довольно! Положите конец лжи и безрассудству! Прислушайтесь! Поймите! Внемлите предостережению первых вспышек молнии, разрывающей тучи, и поберегитесь надвигающейся грозы.
А вы, граждане, пришедшие сюда, чтобы защищать право, вы должны говорить только на языке разума и справедливости. Но пусть голос ваш прозвучит как раскат грома.
Речь на празднике народного университета «РАБОЧИЕ ВЕЧЕРА» [561]
1900 г.
Граждане!
Осознав, что невежество ведет к самой унизительной
561
В 1895 г. рабочий-краснодеревщик Эмиль Меро с группой товарищей организовал в пригороде Парижа общество самообразования «Рабочие вечера», положившее начало организации ряда народных университетов. 7 января 1900 г. был устроен праздник в честь пятилетия общества, который открылся речью Анатоля Франса. В 1906 г. эта речь вошла в состав книги «К лучшим временам».
Название это прекрасно, ибо прекрасно то, что за ним скрывается. Самообразование после работы: в этом сказываются непреклонность вашей воли, замечательные качества вашего ума и сердца. Учиться, в общем, не такое уж трудное дело, когда для этого имеется достаточно свободного времени; учение становится поистине увлекательным, когда это единственное наше занятие. Но чтобы сесть за книгу после напряженного и утомительного трудового дня, — для этого требуется большое усилие и выдержка.
Вы, граждане, сделали это усилие, у вас хватило выдержки, причем вы взялись за учение умело и энергично. Метод, которому вы следовали, превосходен. Не имея иной помощи, кроме той, какую могут оказать книги, вы прежде всего познакомились с положением нашей планеты во вселенной и бросили взгляд на другие миры, рассеянные в беспредельном пространстве. Разорвав пелену теологических представлений о небе, вы разрушили вместе с тем и былые суеверия. Употребив год на знакомство с истинным положением Земли среди других миров, вы в течение года изучали ее строение. Вы увидели, что жизнь, подобно античной Венере, возникла из горячей пены древнейших морей. В ту пору жизнь на земле была представлена простейшими организмами, постепенное изменение которых привело к современной фауне и флоре. Вы проследили, звено за звеном, всю цепь этого развития — от моллюсков и рыб до высших млекопитающих и человека. И в этой области вы отказались от теологических представлений, основанных на нелепых выдумках, и пришли к научному пониманию вопроса о происхождении человека. Вы видели, до чего слабым был род человеческий на заре своего существования, и вы восхищались долгими и настойчивыми усилиями, которые понадобились нашему столь немощному когда-то племени, чтобы создать мысль, искусство, красоту. Взгляд, брошенный в далекое прошлое, помог вам лучше понять, какую работу нам еще предстоит совершить, чтобы окончательно выйти из былого варварства и на смену звериному царству войны установить на земле человеческое царство, царство справедливости и мира.
Третий год вы посвятили изучению анатомии. Мне передавали, что наука об органах нашего тела и их функциях вас очень заинтересовала. Меня это не удивляет и очень радует, ибо неведение законов органической жизни порождало на протяжении столетий варварские предрассудки и жестокие обычаи, которые не отмерли еще и по сию пору.
И только после трех лет систематического самообразования вы приступили к занятиям с преподавателями-специалистами, к слушанию лекций по различным естественным наукам и по истории. На одном из таких занятий я присутствовал. Я был в равной мере восхищен и тем, как м-ль Бертши рассказывала вам о взятии Бастилии, и тем, как вы ее слушали, и, наконец, теми справедливыми замечаниями, которые вы, по своему обыкновению, сделали после лекции.
Вас, граждане, следует похвалить за ту энергию, которую вы проявили в предпринятом вами деле просвещения, и за ту организованность, с которой вы его осуществили. Одобрения заслуживает наконец и то, что вы постарались предостеречь себя от слишком поспешных выводов из полученных вами начальных знаний и от неуместного их применения. Вы пожелали пребывать в сфере чистой мысли и отвлеченных раздумий. Тем самым вы проявили мудрость. Однако если силой тащить науку в беспокойный мир общественного бытия — значит наносить ей оскорбление, то, с другой стороны, не обращаться к ней для выяснения законов жизни и принципов поведения — значит недооценивать ее великие возможности. Помните, граждане, что мы живем в такое время, когда социальные условия в целом еще зависят от верований и предрассудков, не только чуждых науке, но и противоположных ей; что научные представления должны заменить собою представления теологические во всех областях нашей деятельности и что дело, к которому вы столь благородно приступили, окажется напрасным, если во всех своих личных и общественных поступках вы не будете исходить из того понимания природы, какое сложилось у вас в результате добросовестного ее изучения. Помните, что против науки, которую вы так любите и которая придает вам столько сил, ополчилась сегодня несметная армия ретроградов, возглавляемая монахами-фанатиками. Помните, что теократический дух яростно атакует сегодня дух научного познания. Помните, что сейчас необходимо позаботиться о защите всех наших свобод и Республики, которая служит их единственной гарантией, и что именно нас, как поется в «Марсельезе», хотят снова превратить в рабов.
Пренебрегать возможностью
Речь на представлении в «ГРАЖДАНСКОМ ТЕАТРЕ» [562]
13 апреля 1900 г.
Гражданки, граждане! Я взял слово лишь для того, чтобы предоставить его Жоресу. Не менее, чем вы, я горю нетерпением услышать его. Он будет говорить о судьбах искусства в связи с прогрессом демократии. Тема эта не могла не привлечь внимания такого ума, как его ум, который глубоко волнуют проблемы справедливости и красоты. Между идеей справедливости и идеей красоты существует порою едва уловимая, но никогда не прерывающаяся, тонкая, но прочная связь; и подобно тому как свежесть листвы и пышность цветов дерева зависят от соков, питающих его ствол и ветви, развитие искусства определяется внутренним строением общества. Однако прежде, чем мы услышим мощный голос Жореса — отражение его могучего интеллекта, его речь, которая раскроет перед нами глубочайшие связи, тонкими нитями опутывающие социальное древо от его вершины до самого корня, я хотел бы, если позволите, в немногих словах подготовить вас к постижению самого понятия искусства в его единстве и полноте. Быть может, не бесполезно сразу представить перед вами искусство в целом и соединить в вашем сознании все его компоненты после того, как оно долгое время изображалось в искаженном виде, после того, как его пытались рассечь на две части, которые раздельно не могут существовать; после того, как было выдумано деление на высшие и низшие искусства, из коих одни назвали изящными, а другие прикладными, разумеется, давая тем самым понять, что последние, слишком связанные материалом, не возвышаются до уровня чистой красоты; как будто бы красота не возникает из соотношений и соответствий и не черпает в материале единственное средство для своего выражения! Деление это, внушенное порочной кастовой психологией, есть неравенство, столь же несправедливое, столь же нелепое, как и любое другое неравенство, постоянно насаждаемое среди людей и не имеющее корней в самой природе. На деле это разделение принесло не меньший вред тем видам искусства, которые помещались наверху, чем тем из них, которым отводилось место внизу. Ибо, если прикладные искусства от этого обеднели и опошлились, если с высот царственной гармонии подлинного мастерства они низошли до угождения грубым капризам роскоши и на время даже утратили вкус и стремление к тому, чтобы облагородить предметы, необходимые для жизни, то изящные искусства, оказавшись в одиночестве и в привилегированном положении, подверглись опасностям, порождаемым одиночеством, и им стала грозить участь всех привилегированных, тех, кому суждено влачить жалкое и бесплодное существование. Искусству угрожали два чудовища: художник, который не является мастером, и мастер, который не является художником.
562
Одновременно с созданием народных университетов в конце 90-х гг. парижские рабочие сделали попытку организовать народные театры. «Гражданский театр», основанный в 1897 г., давал общедоступные спектакли в различных помещениях Парижа. Его деятельность горячо поддерживала группа прогрессивных писателей (Э. Золя, А. Франс, Р. Роллан и др.). В ноябре 1899 г. они опубликовали в журнале «La Revue de l'art dramatique» письмо к министру просвещения Франции с предложением поддержать идею организации народных театров. Однако министр отделался лишь пустыми обещаниями. 13 апреля 1900 г. перед спектаклем в «Гражданском театре» выступили А. Франс и Ж. Жорес. Речь Франса была напечатана в газете «La Petite Republique» 15 апреля 1900 г. под заглавием «Единство искусств»; позднее она вошла в книгу «К лучшим временам».
Сотрем же, граждане, эти нелепые различия, опрокинем этот ненужный барьер и обозрим неделимое в своей единой основе искусство во всех его бесконечных проявлениях. Нет, не существует двух разновидностей искусства, искусств прикладных и изящных! Существует единое искусство, которое есть в одно и то же время мастерство и красота и которое, создавая вокруг нас прекрасные формы, выражая прекрасные мысли, стремится придать очарование нашей жизни. Художник и мастер творят одно и то же доброе дело: они способствуют тому, чтобы сделать человеческое существование приятным и радостным, тому, чтобы придать изящный и благородный облик нашему жилищу, городу, саду.
Они схожи друг с другом по своему призванию. Они друг с другом сотрудничают. Если признать, что ювелир Бенвенуто Челлини, лепщик Бернар Палисси, эмальер Пенико, гравер и чеканщик Брио, краснодеревец Буль, садовник Ленотр, — ограничиваясь хотя бы только старыми мастерами, — действительно создали замечательные произведения, то творчество ювелира, лепщика, эмальера, чеканщика, краснодеревца и садовника точно так же принадлежит изящным искусствам, как и творчество живописца, скульптора, архитектора. Но ведь вы, граждане, согласны с тем, что мастер, который нашел контуры для вазы и добился прозрачности эмали, собрат художнику, который создал линии статуи или выбрал тона для картины.
Приходите же вы, облекающие обыденные вещи в изящный наряд, приходите дружной гурьбой, приходите, граверы и литографы, формовщики глины, гипса, стекла и металла, шрифтолитейщики и типографы, печатники по ткани и бумаге, декораторы, ювелиры, лепщики, резчики по дереву, вышивальщики, ковровщики, футлярщики, переплетчики, мастера, художники — утешители, дающие нам наслаждение гармонией форм и очарованием красок, благодетели человечества, приходите вместе с живописцами, скульпторами и архитекторами! Крепко взявшись за руки, держите вместе с ними путь в страну будущего.